Владимир Луговской — Девятнадцатый год: Стих

У статуи Родена мы пили спирт сырец —
Художник, два чекиста и я — полумертвец.
Весь выбритый до глянца, с тифозной головой,
Я слушал, нет, мы слушали метели волчий вой.
Коптилка догорала, музей был тих и пуст,
Лишь двигался по залам полов морозный хруст,
Шушукалась с портретами слепая темнота,
Да крысы пробегали величиной с кота.
И холод, холод, холод — войны и тыла гость.
И голод, голод, голод — железной воблы кость.
Чекисты пили истово, кожанками шурша.
Кипела у художника широкая душа.
Он славил Микеланджело, Давида возносил,
Я гнал стихи Верхарна, гнал из последних сил.
«Ревела буря, дождь шумел»,— крепчали голоса.
Сверкали на портретах вельможные глаза.
Метель огнем неистовым неслась издалека.
Чекисты пили истово и пели «Ермака».
Разгромлена Германия, Европа в стылой мгле,
Но трубы революции гремят по всей земле.
Ты слышишь этих труб призыв в той бездне за окном?
Довольно нам читать азы. Идемте напролом!
Коммуна руки тянет к нам. Она спешит, светла.
Неужто кровь остыла в нас, костер сгорел дотла?
Товарищи за коммунизм! Вот он — встает в снегах!
Гремели трубы за окном, взметая снежный прах.
Наташа, девушка, ждала в хибарке без огней,
Но я в ту яростную ночь не вспоминал о ней.
Зачем любить, копить добро, других опережать,
Когда приходит коммунизм, вот он рукой подать!
И пели трубы чистые, преграды все круша.
Чекисты пили истово кожанками шурша.
Пойдут они по улице, зайдут в старинный дом.
Там до утра потрудятся и выйдут вшестером.
И впереди старик пойдет — полковник с бородой,
Потом два пана, а потом поручик молодой.
Тяжелая работа. Нелегкая судьба.
Полночные аресты, полночная пальба.
Земной кружился старый шар средь крови дел и слов.
Двенадцать било , но у нас ведь не было часов.
Ждала Наташа все ждала, она смутна была
Под полушубком дедовским — дочь сказок и тепла.
Вильгельм Второй в Голландии пил грустное вино.
И Черчиль интервенцию ковал к звену звено.
Входил Дзержинский в ВЧК — неполный ламп накал.
И Ленин елку для ребят на праздник зажигал.
Год восемнадцатый ушел — солдат и чародей,—
Молекула в земной судьбе, колос для всех людей.
Там за морями, шум пиров, поют колокола.
У нас дорога в коммунизм в снегах, в крови легла.
Но мы придем к нему друзья, клянемся — мы придем!
Стаканы сдвинем! Гаснет свет. Метель качает дом.
Мы будем верить, будем жить так гордо, как теперь.
Год девятнадцатый вошел! Откройте ветру дверь!