Владимир Васильевич Гиппиус (1876-1941) в истории Серебряного века остался в тени. В юности он был очарован декадентским искусством, позднее признал этот путь тупиковым, слишком зацикленным на самом себе. В итоге примкнул к так называемым старшим символистам. В его лирике чувствуется как отечественная классическая, почти старомодная школа, так и зарубежная, с влиянием Бодлера. Лирический герой поэта практически всегда меланхолик, впрочем, не потерявший окончательно надежду. Он отказывается жить в мире книг вместо мира людей, однако именно первые доставляют ему наибольшее утешение в жизни. Ведь мир молчит в ответ на крик человека. В своем творчестве Гиппиус также обращается к религиозным темам, где выступает и как христианин, и как человек сомневающийся.
Его стих отличается музыкальностью, текучим многословием, сентиментальностью. Вообще, тема смерти и ее ожидания – едва ли не центральная в творчестве поэта. Гиппиус заворожен ее тайной, поэтому в его стихах под тенью смерти и каждый солнечный день, и всякая радость. Философская лирика поэта – одна из примечательных страниц литературы века модерна.
* * *
Спроси у солнца, спроси у моря
Спроси у солнца, спроси у моря,
Спроси у ветра, у тишины —
Они ответят, друг с другом споря,
Что ты им равен, что все равны.
Спроси у мысли, спроси у духа,
Иль к вещей песне склоняя ухо, —
Чему ты равен, и что ты есть?
Они ответят, что ты свободней —
Своей ли волей или Господней —
Что ты неравен тому, что есть:
Ты ярче солнца, грознее моря,
Певучей ветра — дух тишины,
Себе не веря, со всеми споря
И — все сжигая земные сны!
Уже играя плещут волны
На приглашение ехать заграницу.
Уже играя плещут волны,
Зовут иные берега,
Но не грущу, — мечты безмолвны,
И воля мне не дорога.
Мне не мила страна родная,
Не манит чуждая страна:
Повсюду — жизнь и смерть людская,
Повсюду — солнце и весна.
Найду ли я в скитанье сладость?
Но и в скитанье есть печаль!
Везде печаль, везде и радость!
И — близкой радости мне жаль…
Дни и Сны
Проходят дни и сны земные…
Кого их бренность устрашит?
Но плачет сердце от обид —
И далеки сердца родные.
И утешенья сердцу нет,
А сердце утешенья просит,
И холоден окружный свет,
И свет — сиянья не приносит!
Так медленно идут они,
Как в неживом круговращенье,
Мои нерадостные дни —
В мечтах, в слезах, в уединенье.
Пусть ночи мчались бы скорей!
А дни — давно неумолимы…
Ночные сны — темней, темней,
И жалят, жалят нестерпимо —
Не жалом низменной змеи,
Но сладостным пчелиным жалом..
Так вьются сны, за снами — дни
Над сердцем слабым и усталым.
Книги
Не книжности, а жизни я покорен,
Когда о книгах речь свою веду:
Есть книги — пыль, которой мир засорен,
Но есть — поющие в мирском бреду;
Но есть — зовущие к томленью и суду,
Но есть — великие, — живые и святые!
Такие — опьяненная стихия, —
Быть может, пятая?.. таким я счет веду.
Такие знаю — как времен заклятья;
Такие не истлеют и в аду,
Когда я к ним — спаленный, упаду,
Когда я брошусь — буйный — в их объятья!
Я книгами упьюсь в самом раю,
А здесь — им песни стройные пою.
Сеятель
Над колыбелью и могилой
Одна проносится весна,
Господь идет и с вечной силой
Бросает жизни семена.
Рука Господня не устанет, —
Рождает небо и земля,
Надежда мира не обманет, —
Взойдут обильные поля.
О, братья! солнце, тучи, звезды
Все сеял в мудрости Господь:
Он греет трепетные гнезда,
Лелеет сладостную плоть;
Он пламень чистый зажигает —
И в чистой радости своей
Одной улыбкою сияет
В мерцанье звезд, на дне очей…
И в тайной радости блаженны
Святые жизни семена —
Одни цветы Его вселенной,
Единой мысли глубина!
Есть одиночество в страдании
Есть одиночество в страдании,
В разлуке смертной, в увядании,
В пренебрежении друзей,
В слезах покинутых детей,
В неутоленном ожидании
Наложниц, жен и матерей —
И даже в сладостном скитании
Средь чуждых и родных степей…
Друг, скажу тебе несказанное
Друг! скажу тебе несказанное:
Не в прекрасном зри красоту,
Но тропой иди безуханною —
И во мраке иди, как в свету!
Возлюби свое вожделение,
Возлюби свои слезы и смех, —
И да будет твой день — откровение,
И да будет правдой — твой грех.
Причастись земного желания,
О пойми как душу свой прах, —
И единое узришь сияние
В дольнем сумраке и небесах!
В беспамятстве небесный свод над нами
В беспамятстве небесный свод над нами,
В беспамятстве простертая земля,
В беспамятстве раскинулись — хлебами
И семенами пьяные поля…
Ночей и дней, лучей и тьмы томленье,
И смерть, и сон — всё сны, всё сны мои, —
И ты одна в последнем ощущенье,
И звездный свет, весь свет — в твоей крови!
1912-1914
Узел
Не развязать узла Господня,
Урочных нитей не порвать, —
Того, что завтра — не узнать,
И можно ль знать, что есть сегодня?
Бегут незнаемые воды, —
И где предел бессменных вод?
И все бегут, бегут вперед
Без кротости и без свободы.
Была ль на то Господня воля?
Его души не разгадать,
И воды вечные понять —
Не человеческая доля!..
Но Боже! для чего ж сердцам,
Равно — послушным и смятенным —
Ты дал стремленье к вожделенным
И вечно-дальним берегам?
Слава
Я не гонюсь за славой своенравной:
Мне Пушкиным уж было внушено,
Что слава — дым, что лишь стезей бесславной
Достигнуть нам величья суждено.
Уж Боратынский мне твердил давно,
Что музой увлекаться нам не должно, —
И Тютчев думал, что душе возможно
Спускаться лишь на собственное дно;
И Лермонтовым было решено,
Что ближние бросают лишь каменья;
И Фету было чувственно равно,
Томятся ли в надеждах поколенья…
Но как Некрасов — я в тоске родной
Рыдал, — и как Кольцов — ей отдал пенье!
Забвений призрачных не знаю утолений
Забвений призрачных не знаю утолений,
Все смотрится мне в душу глубина. —
Я говорю всегда — душа моя вольна,
Моя душа несется в удивленье.
Я не из тех, кто ждут, куда их позовут, —
Меня несут неутолимо волны…
Пусть камни берега тревожны и безмолвны,
Они мой шум призывный стерегут.
Свою в морях давно открыл я душу,
И с той поры не знаю тишины, —
Я в ночь покинул вдруг — испытанную сушу,
И буйственные мерю глубины…
Кому отдам восхищенную душу,
Кому слова свободные вольны?
Закон чего? — закона нет
Закон чего? — закона нет,
Есть бездна пустоты.
И в бездну жадно смотришь ты…
Пустынный воздух глух и нем.
За мраком — мрак иль свет?..
И человек кричит: зачем?
И ночь молчит в ответ.
Иначе, как стихами, говорить
Иначе, как стихами, говорить
Я не могу, — так решено не мною;
Но я — пленен волшебною игрою,
Но я в струну преображаю нить,
Созвучную с мечтательной, — другою;
Я не могу не верить, не любить,
Я не могу — отчалить и не плыть, —
Не я плыву: так решено волною!
Волшебных арф созвучны голоса —
Там наверху, где в пламени роса,
И здесь внизу — над тишиной мирскою,
Где я, припав к земле, свой голос строю.
Я все созвучья в тишине открою.
Не я пою, но — в пламени роса!
Писать стихи
Передрассветный сумрак долог,
И холод утренний жесток.
Заря, заря! Ф. Сологуб
Писать стихи — опять писать стихи, —
Опять с таким неистовым волненьем!..
Да будут строки вещие легки,
Да будут жечь сердца своим стремленьем —
К тем темным берегам, которых не достичь
Рожденному водой, горящему — как пламя!
Мне суждено лишь звучными стихами
Скликать слова — и этот гулкий клич
Назвать сонетом, напечатать в книге
[За книгой книгу, за волной волну…
Вот к берегам хоть издали прильну, —
Солью всю вечность в том едином миге,
Когда сам Бог — влюбленный — землю любит,
Ее одну — и никого не губит!
Нельзя ничему быть случайно
Нельзя ничему быть случайно:
Исполнено страшною тайной —
Теченье земли и светил, —
Течений, явлений и сил.
Исполнено тайной — сиянье
И сумрак, и света блужданье,
И холод, и крик, и покой —
В земле, над землей, под землей…
Не знаем, зачем мы родимся,
В незнанье — зачем мы томимся,
И — знанье дано или нет,
И — в знанье ль, в незнанье ль ответ?
Мне кажется есть внутренняя связь
Мне кажется — есть внутренняя связь
Между железом крыш и светом лунным, —
Как тайна света в волны ворвалась,
Как есть печаль — одна — в напеве струнном,
Когда ты пальцы водишь по струнам,
Когда гнетешь руками их молчанье…
Пройдем, как сон по розовым волнам,
Пройдем вдвоем в вечернем ожиданье!
Сегодня ночь таит опять желанья. —
Все, все желанья — в золотой луне,
Когда она, как золото страданья,
Стоит в неозаренной глубине…
Но вот сейчас сойдет восторг ко мне,
Сейчас все крыши вспыхнут от желанья!