Шумела, шелестела, шла шуга,
у берегов кружась, крушась и рушась.
Река текла, предсмертно широка
среди покорно застывавших лужиц.
Еще вчера, меж белых берегов,
она была очерченной и черной.
Уже вчера был взгляд ее глубок,
очищенности полон обреченной.
Неужто мне придется умереть
нечаянно, несобранно, нелепо,
не вспомнив тишину предзимних рек,
в последнем взгляде отразивших небо?