Как турмалин, что субстанцию сланца
пальцами черных кристаллов пророс,
как березняк, что по тундрам расстлался,
как приветвившийся к стеклам мороз, —
льну я к земле, что меня приютила
как постояльца меж двух небытий,
к той, что моя колыбель и могила,
к той, что и Матерь моя и Батый.
Хлеб ее был мне и горек и солон,
взгляд ее был мне по горлу ножом,
мачехой грубой она мне была.
Но без нее в этом мире чужом,
на пустыре неоглядном и голом,
нет никакого другого угла.