1
Лучинка, щепочка белая,
Занозистая, бескорая!
Вы, рученьки неумелые,
Лучину щипать не спорые.
Ножом-колуном по дереву,
Железным я по смолистому.
Раздайся, древное черево,
Ты брызни седыми искрами,
Зажгись, задымись угарами,
Лучинка, с конца обуглена.
Займись, моя песня ярая –
Надрубленная –
Разлейся хохотом-рокотом,
Огнями сверкни потешными –
И прочь пропади ты пропадом,
Как щепка, дотла истлевшая.
Лучинка сухая, дымная,
С огнем да с железом дружная.
Ты песня глухая, зимняя,
Безумью ряжена-сужена.
2
Лиходей не спит, ворожит,
Привораживает,
До мозга костей людей леденит,
Промораживает.
По спине бежит холодок
Зыбью-дрожинами.
Зябко кутает дырявый платок
Плечи съеженные.
Чародей манит у крыльца
Под окошечками:
– Выдь на улицу, разгорись с лица,
Стань хорошенькая. –
Про себя с немилым бранюсь,
Перебраниваюсь,
За печуркой от него хоронюсь,
Ухораниваюсь.
– Поклонюсь тебе, сударка,
Подарочками:
Снеговой парчой, хрусталями льда –
Чем не парочка мы? –
Протопить бы печь. Всю свело –
А ни поленышка.
– Поживи со мной. У меня тепло
Как за всенощною. –
Старый поп нараспев канон
Проговаривает.
Так и клонится сон в земной поклон,
И размаривает.
Кто стучит у святых дверей?
Кто на паперти там?
– Отвори скорей, я озяб, согрей.
Что ты взаперти-то? –
Ах, не в церкви, в лесу жарой
Убаюкивает.
Дроворуб по дереву топором
В лад постукивает.
– Что ты спишь? Отвори скорей,
Я под вьюжинами. –
Мои руки жмут засов у дверей,
Мои стуженые.
Седокудрый, с вязанки щеп
Лед оттопывает.
– Ты с морозу иль со сна ослепла?
Сокол около. –
Юн – не стар, златоус – не сед,
В шубе окоротень,
Лиходей стоит, молодой сосед –
Или оборотень?
И тепло двоим у огня,
И не в памяти мы.
Чародей отогрел, занес меня
Искр заметями.
3
На рынке на Смоленском
Пройдуся по рядам,
Купилам деревенским
Недорого продам.
А ну, поройся в хламе:
Для парня-простеца
Есть цепь с часами – память
Покойника-отца.
А ну, потешь сердечко:
Для сватанных невест
Есть братнее колечко,
Есть материнский крест.
Отдам ни за полушку,
Для легкия руки,
Из-под голов подушку,
С ноги да башмачки.
А ну, глаза приблизи:
Иконка хоть куда.
А вот – спаситель в ризе,
А вот – кому продам?
Не надобно. Нет дела
До нас ни здесь, ни там.
А вот – живое тело,
А вот – кому продам?
На нас не смотрят с неба,
Давай, что ни на есть:
Одну горбушку хлеба
За всю девичью честь.
Пойду с пустой сумою
Я с рынка налегке.
А стыд – а стыд омою
По глубь в Москва-реке.
4
Хлеба нет – зато жасмин цветет.
Хлеба нет – зато раскрылись розы.
О, клянусь, от сердца – не для позы –
Я скажу: пускай еще сожмет
Волчья хватка лютой нищеты,
Обрывая нити жизни хилой –
Если и над грешною могилой
Те же непорочные цветы.
5
Опять я у печки дымной,
Сырые не горят дрова.
За окном – улицы зимней
Безжалостная синева.
Скрывают неровный трепет
Блуждающие огоньки,
Их душат в железном склепе
Тускнеющие угольки.
А всё же снег ненадежен,
Примятый на бегу ногой.
А всё же кем-то встревожен
Нетронутый его покой.
Ах, знаю, знаю сама я,
Что в землю норовит январь,
Что скоро, льдины ломая,
Весенний налетит дикарь.
Махнет – и зиме кончины
Ни ночью не избыть, ни днем.
Дохнет – и мои лучины
Займутся золотым огнем.
6
У камина такая нега,
Но не топлен пустой очаг.
Вышла Дама белее снега
Постеречь запоздалый шаг.
Пусть бушует и воет вьюга,
Пусть не видно ни зги вокруг –
Но подруга услышит друга,
Но увидит подругу друг.
– Госпожа, красоте довлеет
Горностаем плечи облечь. –
– Рыцарь, мех снеговой не греет
И не топлена в доме печь. –
– Вам печалиться, Дама, рано:
Я возьму пилу и топор –
Кто удержит мессир Бертрана
Распилить хозяйский забор? –
О, как ярко во тьме пылает
Разгорающийся камин!
Дыма струны перебирает,
Вторит пением паладин.
Он клянется – живым иль мертвым,
Но являться на милый зов.
Столь к достойным приводит жертвам
Нас возвышенная любовь.
А хозяин зубами ляскай,
Но за кражу в суд не зови:
Это нынешняя увязка,
Смычка холода и любви.
7
Разве это я – в обносках рваных, старых?
Я – на деревяшках искривленных?
На моем новом платье – пояс Тамары,
Мои башмачки – с ножек Миньоны.
Мое ли то лицо – в морщинок пене?
Мое ли тело болит, немея?
Я улыбаюсь – как Princesse Lointaine,
Иду танцуя – как в сказке фея.
А вы, глаза слепые, не узнаете
Меня – Психеи – сквозь эти латки.
А вы лохмотьями с жалостью зовете
Моих одежд священные складки.
8
Промчался Новый год к буйной встрече,
А мы отстали на тринадцать дней –
И по старинке правим, без огней,
Без шума и вина, Васильев вечер.
Смолистый жар из горла узкой печи,
У образов дрожание теней,
Звон ложечки о блюдечко слышней –
И жизнь проводить нам больше нечем.
Так. Правильно. Когда земли разброд
Вбирал живых в разверзнутые щели –
Ведь это наши косточки хрустели.
Теперь, с землею вместе, мы осели.
Свой новый дом строит новый род
На нас, на нас – в старый новый год.
9
Где-то
На горах азалии цветут.
Темный друг принес мне их дыханье.
Зыбкое сиянье
Солнечного света
Ветки, золотея, льют.
Стены узкой жизни не теснят, не жмут,
Разошлись, как в небе тучи. Это
Потому, что где-то
На горах азалии цветут.
10
И опять ты, белая, цветешь,
И опять зовешь ты и волнуешь,
Лепестками руки мне целуешь.
Дождевую стряхивая дрожь,
Вся в слезах ты, белая, цветешь.
Сморщенная, старая кора,
Сучья узловатые, кривые,
Вы сегодня юные, живые –
А ведь были мертвыми вчера.
Ты ли это, хмурая кора?
Чья печаль – неверная вдова –
К новому томленью сердце клонит,
Лепестками осыпаясь, ронит
Неумело-нежные слова –
Ты ли, неутешная вдова?
Чудо из чудес, весна – любовь,
Дерево и сердце – не тебе ли
Вверившись, – отдать не пожалели
Белую и пурпурную кровь? –
Радость мира, вешняя любовь.
