Василий Ефимович Субботин (1921–2015) — советский и российский поэт, прозаик и журналист, участник Великой Отечественной войны.
Его поэзия вобрала фронтовой опыт: обстрелы, штурмы, окопы и победа над фашизмом. В стихах Субботина звучат темы памяти, мужества, обыденного героизма и жизни после войны. Работая журналистом на фронте, он тем самым стал поэтом-свидетелем своей эпохи: его голос — не просто лирика, а хроника поколений, прошедших через войну и возвращавшихся к миру.
* * *
Не гремит колесница войны
Не гремит колесница войны.
Что же вы не ушли от погони,
На верху Бранденбургской стены,
Боевые немецкие кони?
Вот и арка. Проходим под ней,
Суд свершив справедливый и строгий.
У надменных державных коней
Перебиты железные ноги.
Снег
И валит, и валит, и валит…
Какая, гляди, кутерьма.
А что если за день, за два ли
По крышу укроет дома?
Все то же движенье снежинок.
Как враз потемнело у нас!
Должно быть, такая картина
По всей по России сейчас.
И так же легко и без шуму
Зима свой справляет приход:
И шубу кидает на шубу,
И шапку на шапку кладет.
Лишь одному послушен Провиденью
Лишь одному послушен Провиденью
Ты в путь свой вышел, подвиг свой верша.
Маршак! Уже в котором поколенье
Живет твоя горячая душа!
Как будто втайне дверь открыв природы,
Я, собеседник верный твой, притих.
Спасибо, добрый друг, что через годы
Донес огонь учителей своих.
Уходит день. Земля склоняет слух,
Оборотясь на голос твой с любовью.
Звучи, орган! Пари, высокий дух,
Над хрупкою, над немощною плотью!
От суеты весенней и горячки
От суеты весенней и горячки
Недавние исчезли берега.
Я, как медведь, очнувшийся от спячки,
Ступаю на размытые снега.
Через лесные прохожу овраги —
Мне этот запах пробужденья мил…
Сдвигаю камни, трогаю коряги —
Забытый восстанавливаю мир.
Спина моя еще трещит от боли,
А под ногой — уже звенит трава.
Меня еще качает поневоле,
И чуточку кружится голова.
Волна к глазам неслышно подступила
Волна к глазам неслышно подступила,
А в них, качаясь, осыпался хлеб.
Люблю опять ее со всею силой,
Березовую северную степь.
Волна у ног доверчиво ложится,
Высоких гор вокруг замкнулась цепь…
Гляжу на берег вспененный, а снится
Березовая северная степь.
В те годы много по лесам
Друзья мои
Друзья мои. В поэзии мы рядом,
Друг возле друга, рядом, ты и я…
Вот Коган, вот Гудзенко, вот Кульчицкий,
Вот Инге, вот Майоров, вот Орлов,
Луконин, Наровчатов… Как нас много
И как нас мало было! Лишь теперь
Я это понимаю…
Должно быть, под снегом река
Как будто сошли мы с экрана
Застенчивая жмурится природа
Застенчивая жмурится природа,
От солнышка взошедшего светла.
Она подолгу ждет его прихода.
А без него и жить бы не могла!
Но как она меняется в минуту,
Когда оно уходит на глазах!
Горюет, в черный плат себя закутав,
А утром — вся поднимется в слезах.
Мы шли
Меня всегда необычайно трогал
Надолбы
Не то чтоб музы облик тонкий
Не то чтоб музы облик тонкий
Был чужд навеки и далек…
Еще горячие воронки
На снежном поле, у дорог.
Для нас в огне и в тучах пыли
Она мерцала как звезда.
И мы в поэзию входили,
Как мы входили в города.
Опять досадую, не так себя держал
По лицу твоему борозда
По лицу твоему борозда, как черта,
Вроде знака какого-то или загадки.
Эти горькие, грубые складки у рта,
У тебя, у меня эти горькие складки…
Того, что пришлось нам с тобою на долю,
Теперь и не скажешь всего.
А мы воспевали тяжелую волю
И жесткие руки его.
И хотя ныне трудно такое понять –
Все в одно сплетено, и концы, и начала…
Как могли мы не видеть, не видеть, не знать,
Что такая беда с нами рядом шагала!
Торопливо ты, сладкое лето
Поэт, поэт, весь мир перед тобою
Поэт, поэт, весь мир перед тобою
А перед нами — лишь окопа дно,
Но, может, этой самою ценою
Найти слова редчайшие дано.
Мне видится среди полей изрытых,
Где ночи настороженно тихи,
Всю землю обошедший как спаситель —
Солдат, в окопе шепчущий стихи.
Я перекрестным был крещен
Я перекрестным был крещен,
Мне штыковая снится схватка.
Мне чайльд-гарольдовым плащом
Служила эта плащ-палатка
Уже хлеба встают стеной
В том самом поле, где кружил я,
Но все грохочут за спиной
Той жесткой плащ-палатки крылья.
Хлопук внезапный в синеве
Хлопук внезапный в синеве —
Как торопливый след вчерашний
На желтом склоне, на траве…
Осколки ржавые на пашне.
Рихтер
Памяти поэта
Я. С.
И бездну ты знал, и вершину…
В коричневом, длинном гробу,
Чуть брови сердитые сдвинув,
Ты спишь, закусивши губу.
Как тяжко она отвалилась,
Хотя и без жалоб, без слез,
Та жизнь, что в стихи воплотилась,
И та, что с собою унес.
Лежишь, огражденный навечно
От мести друзей, от любви…
Как каторжно подняты плечи —
Широкие крылья твои!
Валентине Ланиной
Настоем крепким трав, грибов и ягод
Вдруг глухо потянуло от леска.
Нагретою захлебываясь Влагой,
Дышу не надышусь издалека.
Ах, милая! Когда б забыть другие,
Я только эти повторял слова!
Привычные и детски дорогие…
Грибы. Березы. Ягоды. Трава.
Эпитафия
Здесь мы сражались. В люто промерзших траншеях,
В наспех отрытых окопах, на перекрестках дорог.
В ближних полях Подмосковья. Так и не тают доныне
Стылые эти сугробы, скорбные эти снега.