Посвящается И. Белогородской
Эпиграфы:
Господи, пусть минует Меня чаша сия.
Евангелие от МатфеяЕсли Ты меня не отлучил
От земли ничтожной и кровавой,
Дай мне, Боже, сил, немного сил,
Не прошу, чтоб чаша миновала.Не прошу, я всю пройду до дна
Чашу горя, злобы и позора.
Наплевать, что светит мне луна,
Все равно — что небо иллюзорно.*
Пройдя подъем горы наполовину,
Он понял вдруг — ни шагу не шагнуть.
Просил воды, своих просил и римлян,
Неспешно продолжавших долгий путь.Им крест не несть, звучала просьба глухо,
Злорадный смех пронесся по рядам,
И кто-то уксусом насыщенную губку
Ему, глумясь над болью, передал.
*
Что-то в белых снегах беспокойное,
Что-то в беглых словах непристойное.
Просыпаюсь с утра — и не хочется жить.
Вечерами я пьян — хоть не хочется пить.
Наказал меня Бог даже больше, чем мог, —
Все, чем жил я, — отнял, а меня уберег.
Так зачем я Ему, да и мне белый свет,
Лучше снова в тюрьму или под пистолет.
Только знаю — за что меня Бог наказал,
Я когда-то кричал и в ночи повторял,
Что, мол, чашу свою до конца я допью,
Мол, чужие грехи и свои искуплю.
За свободу — кричал — я и жизнь вам отдам,
Хоть в Сучан посылай, хоть сейчас в Магадан.
Я не буду молчать, я не стал подлецом —
А ворье и конвой мне смеялись в лицо.
Словно ветром меня в лагеря понесло,
Никогда не жалел я о дерзости слов.
И вернулся сюда, где этапов не ждут,
Где считают года на копейки минут,
Где уюты блюдут, городят города,
Где других узнают, а себя никогда.
Я вернулся сюда, как из мира теней,
Думал — все отстрадал, думал — пой, мол, да пей,
Но в глазах суета беспокойных снегов,
Лай собак и барак, и тоска вечеров.
Я бы кинулся в крик — там остались друзья, —
Только губы твои утешали меня.
Но за гордость мою Бог настиг, наказал
И тебя у меня просто взял и отнял.
Как прикладом в висок, глухо грянул звонок,
Эх, зачем не за мной вы пришли на порог.
Тихо Богу твержу — я смирился, поверь,
Пусть минует ее эта чаша теперь.
Бог смеется в лицо, подшутив надо мной,
Как смеялось ворье, как смеялся конвой.
*
Только галки вязнут в грязных тучах,
Только снег скрипит по крышам ржавым.
Ничему тюрьма нас не научит,
Кроме чувства жалости, пожалуй.
Тихих слов никто не скажет на ночь,
День сосулькой оборвется в вечность,
И твои мечты разгонит напрочь
Тенью по стене скользнувший вечер.
Лишь шаги охранников у двери —
Чем твоя душа там только дышит?
Я с тобой, поверь мне, ну поверь мне,
Даже если слов моих не слышишь.
Я представить пробую, я мучусь,
Что за сны тебе сегодня снятся.
Стены комнат стен тюрьмы не лучше
В час, когда бессильем жутким смят ты.
Только галки вязнут в грязных тучах,
Только снег к окошкам липнет, липнет.
Я впервые проклинаю участь —
Ни уйти, ни броситься, ни крикнуть.
*
Как страшно, что у дней моих названья
Такие же, как тяжких дней твоих.
Мелькают их пустые очертанья,
Как под ногами плиты мостовых.
Нелепа календарных чисел смета
И невпопад явление весны.
Мечусь я от заката до рассвета,
Как от стены и снова до стены.
Прошу о жизни — нет — мне отвечают,
Прошу о смерти — отвечают — нет.
У проходной тюрьмы меня встречают
И просят — предъявите документ.
*
Быть жертвой родины — куда нелепей честь.
Я мог бы уберечь тебя от боли.
Теперь друзей по пальцам перечесть,
Тем более оставшихся на воле.
Так о каких еще привычках речь,
К чему взывает строчек бестолковость.
Какая новость — жизнью пренебречь.
Срок лагерей — какая это новость.
Так что ж мы ждем, пока придет конвой,
Как смерти ждет задумчиво подранок.
Не лучше ли махнуть на все рукой
И родину считать за полустанок.
И то, что не уехал, верно — грех,
Пусть кто-то, усмехнется, осуждая.
Я молча подымаю руки вверх
И все же этот край не покидаю.
Как знать, где потеряешь, где найдешь.
С кошмаром снов страшней всего бороться.
Слова стучат по дну души, как дождь
Стучит по дну засохшего колодца.
Все кончено, судьба слепа, как черт,
Которому огонь спалил глазницы.
Мне снова предъявляют ложный счет,
И, кажется, придется согласиться.
Все кончено… душа моя слаба,
Отчаянье в виски мои стучится,
Как будто сумасшедший по столбам
По телеграфным, чтобы дозвониться.
А ты в тюрьме, и больше силы нет
Ни бросить, ни закончить строки эти.
Прости, что не увез тебя от бед,
Но лишь перед тобою я в ответе.
Все кончено, судьба слепа, как черт,
Которому костер спалил глазницы.
Я никогда не брал ее в расчет,
И это отольется мне сторицей.
