Порвалась дней связующая нить.
Гамлет
Огни, парижские огни,
молись по Святцам.
Но дни, потерянные дни,
они мне снятся.
По европейским городам
мечусь под хмелем
Но я живу не здесь, а там —
я в это верю.
Метель сибирская метет,
хрипит недели,
Какой там с родиной расчет —
мы дышим еле.
Кругом могилы без крестов —
одна поземка,
Как скрип, срывающий засов,
как дни в потемках.
Лишь ели стынут на ветру
да лижут лапы,
И никому не повернуть
назад этапы.
Под ветром этаким крутись,
как сможешь.
Но позабудь и оглянись —
душа под кожей.
А сунут финку под ребро —
конец страданьям.
Давно в бега ушел Рембо —
избрал скитанья.
Он чем-то с кем-то торговал
в стране верблюдов
И много дней там промотал,
поверив в чудо.
Он замолчал, он оборвал,
забросил песни,
И я его не повстречал
на «Красной Пресне».
А жаль, мне правда очень жаль —
любитель шуток,
Он разогнать бы смог печаль
на пару суток.
Нас время как-то не свело
в аккордах лестниц.
Пойдет душа моя на слом,
как дом в предместье.
Я уложусь в свою строку,
как в доски гроба,
И пусть венков не соберу —
я не был снобом.
Я по парижским кабакам
в огнях угарных,
Но нет Рембо, а значит, там —
бездарность.
Я в прошлом путаюсь своем,
все сны — погоня,
И для чего мы здесь живем —
я смутно помню.
Не смею словом покривить —
такая малость,
И дней связующая нить
поистрепалась.
Бредет душа по мутным снам
с неловкой ленью,
Играют Баха в Нотр-Дам
по воскресеньям,
Орган разносит гул токкат
за грань столетий.
Наотмашь бьет шальной закат
по крышам плетью.
А листья гаснут на ветру
в дожде осеннем,
И я ловлю их на лету —
ищу спасенья…
Пусть дни пропали — в снах своих
я к ним прикован.
И нет Высоцкого в живых —
он зарифмован.
