Пришельцам казалось — на веки веков
Земля остаётся звенящей пустыней,
Зелёные плечи хэмпширских стрелков
Несли на Восток угасающий иней.
И в землю уставив разбойничий взор,
С угрюмым лицом, беспокойным как пламя,
Спешит атаман в Никольский собор —
Поцеловать Ермаковское знамя.
И снег и сугробы… Штыки и заря…
А ночью — и темень и холод хоть тресни!
По чёрному мОсту гремят егеря
И хором поют беспокойные песни:
«Не с молитвой, не с поклонами —
Со штыками на весу
Шли долинами зелёными
От Казани на Осу.
Подневольные солдатушки,
Говорю вам не шутя —
У моей ли горькой матушки
Разнесчастное дитя.
Чем её теперь порадую,
Хоть и радовать готов, —
Угоняют всей бригадою
В славный город Кокчетов!»
Безумье надежды в застольных речах!
Штыки и эфесы ещё горделивы,
Но ты проиграешь бессонный Колчак,
Ты спутал просторы морей и проливы!
И, в тамбуре тесном ногами скользя,
Стуча оторочьями мёрзлого меха,
Зелёные братья, степные друзья
Берут на рогатину рослого чеха.
Я жизнь обглодал, как сухую тарань,
Я грезил восстаньями в сумрачных странах.
А в Омске на окнах доныне герань
Растёт не в горшках, а в шрапнельных стаканах.
