На Крите жил чудак, по имени Икар.
Для дерзких дум его земля казалась тесной.
Он с завистью смотрел, как солнца яркий шар
Торжественно плывет дорогою небесной
И как в вечерний час, когда в борьбе со мглой
Смежит усталый день лазоревые взоры,
В эфирной вышине, как бисер золотой,
Горят лучистых звезд далекие узоры…
Был праздник. Критяне спеша сходились в храм.
С утра алтарь богов увенчан был цветами,
И пели арфы жриц, и синий фимиам
С курильниц тихо плыл душистыми струями.
Вдруг, голову склоня и с луком за спиной,
Наперерез толпе сограждан суетливой,
Бесцельно устремив свой взгляд перед собой,
Скользнул Икар, как тень, как призрак молчаливый.
Его окликнул жрец: «Куда ты в этот час,
К чему ты взял твой лук? Убийство и охота
Преступны в день молитв!..» Но он не поднял глаз,
Направя шаг за вал, чрез старые ворота.
Пред ним сквозь чащу пальм, платанов и олив,
В лазурном блеске дня волнуясь и сверкая,
Синел и рокотал ушедший вдаль залив,
Хрусталь прозрачных волн о скалы разбивая.
Икар спешил туда. Там выбрал он стрелу
И снял с плеча свой лук. Запела, застонала
Тугая тетива, и чайка на скалу,
Пронзенная в крыло, к ногам его упала.
И долго, наклонясь над птицей, он сидел,
Строенье крыл ее прилежно изучая,
И было тихо всё, — один залив шумел,
Хрусталь прозрачных волн о скалы разбивая…
Опять в волненьи Крит… По острову прошла
Безумная молва!.. Качают головами,.
Не верят, но спешат, — без счета, без числа,
Как шумный вешний дождь, потоками, волнами!
С вершин и до земли уступы желтых скал
Унизаны толпой… По ветру шумно бьются
Клочки цветных одежд и ткани покрывал.
<. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .>
Пусть это только миг, короткий, беглый миг,
И после гибель без возврата,
Но за него — так был он чуден и велик —
И смерть — не дорогая плата!