Вечерних сумерек растрава-синева…
Когда значительно все то, что видишь, слышишь:
во тьме мальчишка поднял ворот, словно сыщик,
вороны носятся, качая дерева.
Газета свежая магнитится к столу –
ее поднимешь – искру выбросит страница.
А синий свет в окне, и чтоб мне провалиться,
коль не изменит цвет он нашему стеклу!
Вечерних сумерек растрава-синева,
когда не знаешь: хорошо тебе иль плохо…
Из снега лепят бабу белую и лошадь,
смеются дети. И невнятны их слова.
Я слышал: сумерки – особый час души.
Обычно в сумерках родятся, умирают.
Иль торопливо вдруг из дома убегают,
все бросив: примусы, любимых, барыши…
Наверно, кто-то свет особенный включил,
чтобы как будто сто бессмысленных игрушек
мерцали эти сто ворот и сто избушек.
Да не игрушка ли я сам каких-то сил?
Как оловянные фигурки в синема,
здесь тускло светятся: снег, серые заборы,
и люди толпами, и старые соборы…
Вечерних сумерек растрава-синева.
