Как учатся после болезни
вдоль стенки тихонько ходить,
так нынче в пустом чернолесье
я правду учусь говорить.
Никто нас чужой не услышит…
А если услышит – так что ж,
поди, никуда не напишет,
поскольку там знают и ложь.
И все же, хотя по газетам,
по радио – злой разговор,
но как-то мучительно это –
а вдруг до условленных пор?
И тот, кто последний, увлекшись,
побольше другого болтнет,
тот будет потом, будто лошадь,
дровишки таскать у болот?..
