Роальд Мандельштам — Стихи

Торжественный пламень, угасший в крови —
Бесславно и тщетно пролитой,
Напомнит ли время великой любви,
Минувшие славные битвы,

Когда, торжествуя над злобой врага,
Над башнями флаги пестрели, —
О славе победы гремели рога,
О славе любви — менестрели?

Но здесь — где зовут избавителем смерть,
И счёта не ведают бедам,
Какую любовь я осмелюсь воспеть?
Какую прославить победу?

Победу ли тёмных и низменных стад
Внезапно нагрянувших хамов,
Любовь ли Иуды к добыче креста,
Вандалов — к развалинам храмов?

О, горе певцу, пережившему честь,
А вечно тоскующей лире —
Звенеть, призывая высокую месть
Во славу разбитых кумиров!

В секущих ливнях —
Предсмертный холод;
Тучи — слоны! Стога!
На чёрных бивнях
Фанфарный хобот,
Как медный пест — нога.

— Что трусость и отвага,
И возгласы «пора»? —
Слоны идут — от шага
Трясутся города,

В ознобе бьются волны,
Как горе солоны,
Терпенья чаши — полны,
Идут СЛОНЫ!

О, засметесь, смехачи!

Велимир Хлебников

В бесшумном мраке библиотек
Темнеют вещие листы —
Они запретны, как наркотик,
Как ядовитые цветы.

В них жизнь. Но жизнь совсем другая:
И кисть смела, и ярок тон;
Там в были — сказка огневая,
А в сказке — жизнь, и в жизни — сон.

Но это там. Оттуда эхо
Не донесёт весёлый гам, —
Земля, отвыкшая от смеха,
По небу едет по делам.

Не может быть, чтоб ничего не значив,
В земле цветы
Рождались и цвели:
— «Я здесь стою.
Я не могу иначе», —
Я — колокольчик ветренной земли.

Я был цветком у гроба Галилея
И в жутком одиночестве царя.
Я помню всё.
Я знаю всё.
Я всё умею,
Чтоб гнуть своё,
Смертельный страх боря.

Мой слабый звон приветствует и плачет.
Меня хранят степные ковыли.
— Я здесь стою!
Я не могу иначе.
Я — колокольчик ветренной земли.

Есть тайный храм, где каждый — званый,
Кругом медвежий край — леса,
А в храме том поют «Осанну»
И плачут чьи-то голоса.

Весь мир на тысяче наречий
Тот храм по-разному зовёт,
Но ясен взор и прямы плечи
У всех, кто крест его берёт;

Чей Бог — един, и Он есть Слово —
Гонимый, более других,
Он жить не станет в храмах новых,
Ему смешон убогий стих

Корявых песен новых хамов —
Их мысли грязны, как скопцы…
Но есть рунические храмы,
Есть Бог, и есть Его жрецы.

Он есть. Огни его не ярки,
Не всем видны, но есть ещё,
И циклопические арки
Повиты хмелем и плющом.

Вечерами в застывших улицах
От наскучивших мыслей вдали,
Я люблю, как навстречу щурятся
Близорукие фонари.

По деревьям садов заснеженных,
По сугробам сырых дворов
Бродят тени, такие нежные,
Так похожие на воров.

Я уйду в переулки синие,
Чтобы ветер приник к виску,
В синий вечер, на крыши синие,
Я заброшу свою тоску.

Если умерло всё бескрайнее
На обломках забытых слов,
Право, лучше звонки трамвайные
Измельчавших колоколов.

Веселятся ночные химеры,
И скорбит обездоленный кат:
Облака – золотые Галеры –
Уплывают в багровый закат.

Потушив восходящие звёзды,
Каменея при полной луне,
Небеса, как огромная роза,
Отцветая, склонилась ко мне.

Где душа бесконечно витает?
Что тревожит напрасную грусть?
Поутру обновлённого края,
Я теперь никогда не проснусь.

Там, где день, утомлённый безмерно,
Забывается радостным сном –
Осторожный, опустит галерник,
На стеклянное небо весло.

Получившего новую веру,
Не коснётся застенчивый кат, –
Уплывают, качаясь, галеры
На багрово-цветущий закат.

Вечер входит в сырые дворы,
Разодетый пестрей петуха,
Но не в тучи закатной поры –
В серебристо-цветные меха.

Он приходит в темнеющий сад.
Попросить у поникших ветвей:
– Дай мне золота, ты, Листопад,
На мониста подруге моей!

Только с ношей ему не уйти,
Перерезав дорогу ему,
Я стою у него на пути,
Все сокровища я отниму.

И монеты из жёлтой листвы,
И роскошную шубу из туч –
Угрожающим светом блестит
Из-за пояса вырванный луч.

Горячие тучи воняют сукном,
По городу бродит кошмар:
Угарные звёзды шипят за окном,
Вращается
Каменный шар.

Я знаю, в норе захороненный гном,
Мышонком – в ковровую прель:
«В застенке пытают зарю.
Метроном
Куёт серебристую трель»

Меня лихорадит.
– О, сердце, как лёд! –
– Мозга пылающий жар! –
Косматое солнце по венам плывёт.
Вращается
Каменный
Шар.

С камня на камень, с камня на камень
Крылья ночных фонарей…
Тихи и жутки, злобны и чутки
Тёмные пасти дверей.

Холод ступенек, пыль на перилах,
Стенка, решётка, пролёт…
Смерть расплескала ночные чернила,
В пропасть тихонько зовёт.

Здесь он стоял, в бледной улыбке,
Серой тоской занемог –
Огненно-алый, злобный и гибкий,
Проклятый богом цветок.

Красные листья перед рассветом
Дворники смыли со стен.
Спите спокойно, в смерти поэта
Нет никаких перемен.

Спи, не тревожась, сволочь людская –
Потный и сладенький ад!
Всякий философ, томно лаская
Нежный и розовый зад.

С камня на камень, с камня на камень,
Стенка, решётка, пролёт…
С камня на камень, с камня на камень
Ночь потихоньку плывёт.

Вечер красные льёт небеса
В ледяную зелень стекла.
Облетевшие паруса
Серебром метель замела.

И не звёзды южных морей,
И не южного неба синь:
В золотых когтях якорей
Синева ледяных трясин.

Облетевшие мачты – сад,
Зимний ветер клонит ко сну,
А во сне цветут паруса –
Корабли встречают весну.

И синее небес моря,
И глаза – синее морей,
И, краснея, горит заря
В золотых когтях якорей.

Свет ли лунный навеял грёзы,
Сон ли горький тяжёл, как дым, –
Плачет небо, роняя звёзды,
В спящий город, его сады.

Ночь застыла на чёрных лужах,
Тьма нависла на лунный гвоздь –
Ветер скован осенней стужей,
Ветер, ветер – желанный гость!

– Бросься, ветер, в глаза каналам,
Сдуй повсюду седую пыль,
Хилым клёнам, что в ночь стонали,
Новой сказкой пригрезив быль.

Сморщи, ветер, литые волны,
Взвей полночи больную сонь,
Пасти комнат собой наполни –
Дай несчастным весенний сон.

Серым людям, не ждущим счастья,
Бедным теням, забывшим смех –
Хохот бури, восторг ненастья,
Души слабых – одень в доспех.

Ветер, ветер – ночная птица!
Бей в литавры снесённых крыш –
Дай нам крылья, чтоб вдаль стремиться,
В брызги, громы, взрывая тишь.

Я – варвар, рождённый в тоскующем завтра
Под небом, похожим на дамский зонт,
Но помню былое: плывут аргонавты,
Под килем рыдает взволнованный Понт.

И мир, околдованный песней Орфея,
Прозрачен до самого дна
И дремлет, как сказочно-добрая фея,
Влюблённая в песнь колдуна.

И в час неизвестный на берег покатый
Любви приходили помочь
Прекрасная, злая, больная Геката
И чудная царская дочь.

Усталое море спокойно и сонно,
Храпит на седых валунах –
Так спи же: не будет второго Ясона,
Как нет золотого руна!

1. Я полон злорадного чувства,
Читая под пылью, как мел,
Тиснёное медью «Саллюстий» –
Металл угрожающих стрел.

2. О, литеры древних чеканов,
Чьих линий чуждается ржа!
Размеренный шаг ветеранов
И яростный гром мятежа.

3. Я пьян, как солдат на постое,
Травой, именуемой «трын»,
И проклят швейцаром – пустое!
Швейцары не знают латынь.

4. Закатом окованный алым, –
Как в медь, – возвращаюсь домой,
Музейное масло каналов
Чертя золотой головой.

5. А в сквере дорожка из глины,
И кошки, прохожим подстать –
Приветствуя бунт Катилины,
Я сам собирался восстать.

6. Когда на пустой «канонерке»
Был кем-то окликнут: «Роальд!»
– Привет вам, прохожий Берсеркер!
– Привет вам, неистовый Скальд!

7. Сырую перчатку, как вымя,
Он выдоил в уличный стык.
Мы, видно, знакомы, но имя
Не всуе промолвит язык.

8. Туман наворачивал лисы
На лунных жирок фонарей…
– Вы всё ещё пишете Висы
С уверенной силой зверей?

9. – Пишу (заскрипев, как телега,
Я плюнул на мокрый асфальт).
А он мне: – Подальше от снега,
Подальше, неистовый Скальд!

10. Здесь в ночи из вара и крема
Мучителен свет фонаря.
На верфях готовы триремы –
Летим в золотые моря!

11. Пускай их (зловещие гномы!)
Свой Новый творят Вавилон…
(Как странно и страшно знакомы
Обломки старинных колонн!)

12. Затихли никчёмные речи.
(Кто знает источник причин!)
Мы бросили взоры навстречу
Огням неподвижных пучин.

13. Закат перестал кровоточить
На тёмный гранит и чугун.
В протяжном молчании ночи
Незыблемость лунных лагун.

14. А звёзды, что остро и больно
Горят над горбами мостов, –
Удят до утра колокольни
На удочки медных крестов.

15. Я предан изысканной пытке
Бессмысленный чувствовать страх,
Подобно тоскующей скрипке
В чужих неумелых руках.

16. А где-то труба заиграла:
Стоит на ветру легион –
Друзья опускают забрала
В развёрнутой славе знамён.

17. Теряя последние силы
На встречу туманного дня…
– Восстаньте, деревья, на вилы –
Туманное небо подняв!

18. На тихой пустой «канонерке»
Останусь, хромой зубоскал:
– Прощайте, прохожий Берсеркер!
– Прощайте, неистовый Скальд!

Когда-то в утренней земле
Была Эллада…
Не надо умерших будить,
Грустить не надо.

Проходит вечер, ночь пройдёт –
Придут туманы,
Любая рана заживёт,
Любая рана.

Зачем о будущем жалеть,
Бранить минувших?
Быть может, лучше просто петь,
Быть может, лучше?

О яркой ветренней заре
На белом свете,
Где цепи тихих фонарей
Качает ветер,

А в жёлтых листьях тополей
Живёт отрада:
– Была Эллада на земле,
Была Эллада…

Ковшом Медведицы отчеркнут,
Скатился с неба лунный серп.
Как ярок рог луны ущербной
И как велик её ущерб!

На медных досках тротуаров
Шурша, разлёгся лунный шёлк,
Пятнист от лунного отвара,
От лихорадки лунной жёлт.

Мой шаг, тяжёлый, как раздумье
Безглазых лбов – безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.

– Лети, луна! Плети свой кокон,
Седая вечность – шелкопряд –
Пока темны колодцы окон,
О нас нигде не говорят.