Здесь плавно оторвавшись от земли,
беспечны, как режим автопилота,
вычерчивают в небе журавли
адажио осеннего полета.
Здесь, извиваясь меж холмов и сел,
река подобна серебристой ленте
с пуанта Анны П. Здесь сам Эол
лабает джаз на струнном инструменте.
И бриз разносит звук приятный всем
от побережья до раскрытых окон.
И здесь не задыхается совсем
волной на берег выброшенный окунь.
Здесь среди ночи не исторгнет хрип
взрывной волной застигнутый спросонок
испуг. А если ты увидишь гриб,
то это будет груздь или масленок.
Не сменит Ипполита пояс свой
на кобуру, поскольку всюду — «наши».
И стоит захотеть, как сам собой
струится сок в подставленные чаши
по белой бересте.
Сложив свой зонт,
и им раздвинув гроздья винограда,
как в зеркало, глядится в горизонт
лохматый Робинзон с улыбкой Блада.
Он достает трубу, и там, в дали,
вздохнув, он зрит, как с волн сдирает глянец
большой фрегат, и капитан-испанец,
как де ла Крус, но с профилем Дали,
на языке гитары говорит
о том, что пахнет лавр и грудь смятенна…
Здесь хороводы стройных аонид
проносятся в туниках от Кардена.
С зажженною свечой при свете дня
здесь Диоген встречает человека
бутылкою шипучего вина.
И склон танцует под ногами грека.
Здесь в местной ресторации, задрав
на темный стол обшарпанные боты,
в дыму сигары гражданин Минздрав
рассказывает «Бонду» анекдоты.
И смех того буквально валит с ног.
Потом звенит на женской половине
дворца, где сероглазый пастушок
дает уроки ветреной Мальвине.
Здесь субмарина желтая средь нимф
ныряет, как огромная гитара.
И вместо перископа черный гриф
взмывает, как бутыль над стойкой бара,
над неприлично синей гладью вод.
Из кошелька летит в панаму крона —
и белозубый негр, вставив в рот
улитку золотого саксофона,
из крепких легких выдувает блюз.
Над ним вода расходится кругами,
и матовые скопища медуз
присосок розоватыми губами
целуют барж дощатые бока;
а с илистого дна, как сонмы глюков,
взмывают световые облака
сбивающихся в стайки ноктилюков.
Здесь, лишь зарей осветится восток,
падет тумана влажная завеса,
и косточки погреть на солнцепек
выходит лось из сумрачного леса.
Шуршит трава. Порою хрустнет сук,
да щелкнет шишкой белка-недотрога.
И дождь бежит, как пот с усталых рук
огромного улыбчивого Бога.
1996