В духе Свифта
Давно владела мной охота
Найти портрет для рифмоплета,
Который с борзым пылом пишет
И злобой ядовитой пышет,
Пока меня не ткнула скука
В главу из «Пантеона» Тука,
И подарил мне миг удачи
Решение моей задачи.
Вперед, читатель, лоб не хмуря!
Передо мною был Меркурий.
Открой том два, страницу десять,
Дабы мой каждый довод взвесить
О нем веду я повесть эту.
Так обратимся же к портрету.
В волшебной шапке чудодей —
Трепещут крылышки на ней.
Подробность эта означает,
Что ветер в голове гуляет.
Гуляет ветер? Это кстати,
Чтобы снискать хвалы в печати —
Тому примеров много знаем.
Портрет годится! Продолжаем.
Увидит каждый без усилья,
Что на сандальях тоже крылья —
По-видимому, для того,
Чтоб мчать по ветру божество.
И вновь доволен я портретом —
Ведь нужны нынешним поэтам
Не ум и не изящный слог,
Но быстрота и легкость ног.
Увидите в одной из рук
Жезл и гадюк, обвитых вкруг.
Сей жезл — у римлян кадуцей —
Служил для множества затей.
С игрушкой этой не сравниться
Хваленой маковой водице:
Кого сей дивный жезл коснется,
Заснет и скоро не проснется
И, будь он бодрствовать горазд,
Через мгновенье храп издаст.
Добавим — книги говорят,
Что души бог уводит в ад.
Портрет с моделью свяжем так:
Сам кадуцей — перо писак,
А гадов знаменует злобность
Их к пресмыканию способность,
Слюну, которой в злобе брызжут,
И яд, что в их писанья выжат.
Еще сказать не премину,
Что от обоих клонит к сну,
И разница всего лишь в том,
Что в Тартар бог ведет жезлом,
А рифмоплет — пером гусиным
И сам себя ведет к трясинам.
Портрет мой завершен почти,
Но я добавлю по пути,
Что на руку нечист Меркурий,
Он вор, простите, по натуре —
В том разногласья нет в поэтах,
Воистине воров отпетых,
И сей божественный хититель
Стал бардов наших покровитель.
О, наши барды! О, болваны,
Бесчувственные истуканы!
