От двери к двери в морозы эти
С тобой ходили мы вдвоем и порознь,
И объясняли всем, что у нас дети,
Что мы на улице и очень мерзнем.
И мы внушали иным доверье,
Иным внушали даже жалость,
Но… отчего-то от двери к двери
Наше скитанье все продолжалось.
Ах, какая тогда была стужа!
Иная хозяйка дверь откроет немного
И крикнет грубо и строго:
«Ребенок-то есть, а нет что ли мужа?»
И прямо гонит с порога.
Другие посмотрят на мужские валенки
(А из дома на нас пахнет тестом сдобным)
И вежливо скажут: «Если ребенок маленький,
Мы это находим для себя неудобным».
И торопясь, чтобы булки в печке не пересидели,
Дверь захлопнув, выкрикнут нам в утешенье:
«Не у одних у вас дети, в самом деле,
Все теперь в таком положеньи».
«Нет нам с тобой на свете места…»
Усмехнешься. «Не мы первые…»
Но давно забытый запах теста
Будет долго терзать наши нервы.
Вспомнится няня Прасковья Егоровна,
Как она вынимает из печки пирожные
И потом нам с братом делит поровну,
И говорит: «Горячие, осторожно».
A madame уж с лестницы бежит:
“O, les enfants sont alles chez la bonne!
Maman va vous gronder venez vite!
Ne mangez rien de ce qu`elle vous donne!”
[Ах, дети отправились к няне!
Мама вас будет бранить, идите скорее
И ничего из того, что няня дает вам, не ешьте!]
А за окнами лето, жаркое лето,
Оно смотрит цветами и солнцем в глубокую залу,
Где зеркала огромны и темны портреты
И где места так много и мебели мало;
И где в углу за фортепьяно старомодным
Моя мать, с фигурой нарядно-тонкой
Играет Шопена… А я… голодным,
Бездомным вижу своего ребенка.
Но, если это все так случилось
По мудрому закону возмездья,
Оттого, что где-то над нами живет справедливость,
Как живут над землею созвездья,
То всю нашу скорбь и позор наш весь я
Приму, как великую милость.
Потому что легче принять все печали и беды.
Потому что легче влачить все оковы,
Что с вершин Истины к нам ниспали,
Чем хватать наслажденья, успех и победы
Из пространства пустого.
