Вот сойдешь с ума и станешь Юрия
ждать из гарнизона ежедневно…
Он не там, где в мареве Даурия
как в хрустальном — мертвая царевна.
И не там, Барса-Кельмес, и Хасавюрт,
где у полигона, под Долонью,
бережно недорогое пиво пьют
с астраханской вяленой чехонью.
И не он, смеясь, глядит на физии
новобранцев в форме разгильдяйской.
Нет его, как не было, в дивизии
прежде им любимой, Шяуляйской.
Он не там, где синяя пестра копна,
вспыхивают перья кур от света,
а свое отжившему — герань с окна,
два видавших виды табурета,
и проводит сани дрововозные
лишь Иртыш с лесным казачьим войском…
… Нет, не он на дозаправке в воздухе
там, в ракетоносце над Тобольском.
И не он, опалово светясь, возник
из морской волны, родной забавы,
и не с ним оливковый играет блик
там, у ржавой стенки Балаклавы.
Он не там, где, одинок, зимует сад,
нарастив из снега постаменты.
Там у нас так желто-полосат закат,
как фрагмент георгиевской ленты.
Верно, он в Юрье, где по нему служил
батюшка в Великорецком храме.
Там дорогой грейдерною, не жалея жил,
волк бежит меж снежными горами.
Где же мальчик мой… а нагулялся, спит,
хоть плоска, со стружкою, подушка…
… Скоро год, как на участке дачном спит
кошка, моя милая подружка.
Ангел наш домашний. Сторож. Эскулап.
Умница. Красавица. Медея.
Спит с нарциссом первым меж скрещенных лап.
Расточились все, кто были ею…
… Ну а он, с задуманной скворешнею?
Зная, как я плачу втихомолку,
в именины, на Егорья вешнего,
может быть, сорвется в самоволку.
