Вильгельму Вениаминовичу Левину
Кто мог бы стать Рембо? Никто из нас.
(И даже сам Рембо не мог бы лично
Опять родиться, стать собой вторично
И вновь создать уж созданное раз. )
Но переводчик — вот он! Те слова,
Что раз дались, но больше не дадутся
Бодлеру, — диво! — вновь на стол кладутся…
Как?! Та минутка хрупкая жива?
И хрупкостью пробила срок столетний?
Пришла опять? К другому? Не к тому?
Та муза, чей приход (всегда — последний)
Предназначался только одному?!
Чу! Дальний звон…Сверхтайное творится:
Сейчас неповторимость — повторится.
