У тропки вечерней сиренево-серный
И серо-лиловый оттенок.
И, словно орех, который, созрев,
Отходит от собственных стенок,
Отходит луна от небес волокна,
От облачного потока,
И к легкому своду уходит она
Отколото, одиноко…
Деревьев цыганские тени кудрями дорогу метут…
Вдали, в запустенье, дымится и светится пруд,
Как жар, потухающий в трубке цыгана,
Мечтательно замерший наполовину,
Попав под рукав, под сырую овчину
Тумана…
Оттуда, из сырости грустной,
В лесок сухокудрый летит, кувыркаясь, сова:
Я слышу, я слышу крыла ее грузные,
О, эти порхающие жернова!
Летит она прозорливо и слепо, —
Движением тяжким и скорым, как шок.
Летит клочковато, летит нелепо,
Летит, как зашитая в серый мешок
С косыми прорезями для глаз…
Как пляска ладьи, где отшибло и руль и компас,
В воздухе свежем танец ее корявый…
Прочь, абсурдная,
Прочь!
…За черной, как пропасть, канавой
Стеклянно блистают кусты, как сосуды с целебным настоем, —
Это вступление в ночь…
Ночь.
Как столбики и как дуги,
Над теплым,
Над сиротливым простором
Стоят неподвижные звуки.
