I
Город Игарка, почти что Егорка:
Тридцать домишек сбегают с пригорка.
Тридцать домишек, – и вот вам Игарка:
Нет ни кино, ни бассейна, ни парка.
Город Игарка, в грядущее веха,
Гордое чудо двадцатого века.
Гулкий, как новый кленовый бочонок,
Город сезонников и заключенных, –
Вечные льдины в подземной копилке,
А надо льдами в полметра опилки.
Только у мола, у пристани голой
Замерли атомные ледоколы,
Да корабли иноземных флотилий
Молча у пристани голой застыли.
Шепчет им сонно волна Енисея,
Сколь удивительна матерь Расея.
II
Я виновата в пожаре Игарки,
Хоть не бросала окурка в опилки,
Спичек не жгла в деревянной хибарке
И не курила на лесопилке.
Бревна при мне под навесом лежали,
Пламя не кралось по ним воровато,
И все-таки я виновата в пожаре,
Не делом, а помыслом виновата.
Мысленно я пробиралась во мраке,
Чутко послушная злому прозренью,
И поджигала кривые бараки,
И выжигала проклятую землю.
Таяли льды, и корежило пламя
Кости погибших и погребенных,
Пламя ворочалось на пилораме
И выстригало дома под гребенку.
Пламя гуляло по гулким настилам
И деловито по доскам плясало,
А я не гасила его, не гасила,
И ничего из огня не спасала.
Я никого не брала на поруки,
И, окончательно пепел рассея,
Я омывала горячие руки
В зеленоватой воде Енисея.
