(Посвящено Н.[А. Тучковой])
Да, к осени сворачивает лето…
Уж ночью был серебряный мороз;
И воздух свеж, и — грустная примета —
Желтеет лист сквозь зелени берёз,
Как волосок седой сквозь локон тёмный
Красавицы кокетливой и томной;
Уже и ветр брюзгливый и сырой
Колеблет лес и свищет день-деньской,
И облаков отряд сгоняет серый;
И вечера становятся без меры.
Уже пришла печальная пора:
Туманами окрестности покрыты,
И мелкий дождь с утра и до утра
Сырою пылью сыплет, как сквозь ситы,
Чернеясь, грязь по улицам видна,
День холоден, глухая ночь темна.
Затопим мы камин. Средь поздних бдений
Люблю, когда причудливые тени
Враждебным мраком дышат по углам,
А красный блеск трепещет по стенам.
Но в этот час я не люблю беседы
И многих лиц шумливый разговор:
Меня томит, как длинные обеды,
Хоть умный, но всегда бесплодный спор.
Иное дело — заниматься делом,
Или хотеть, в тщеславьи закоснелом,
Сомнительной учёностью блеснуть
И времени теченье обмануть,
Праздноглагольствуя литературно
0 том, что в мире хорошо иль дурно.
У стариков есть детская черта —
Рассказывать отлично анекдоты,
Где на конце всегда есть острота;
Но этот род погиб среди зевоты.
Что ж делать, друг, нам в эти вечера?
Болтать о том, что делалось вчера?
Наш status quo так глуп, что лучше мимо.
Уж не заняться ль нам делами Крыма?
Но ведь ни вы, ни я не офицер —
Изгнать врагов не сыщем новых мер.
Не вдаться ль в жар сердечных излияний?
Но ведь оно покажется смешно —
К лицу ли нам искание страданий
И радостей, замолкнувших давно?..
Не вынуть ли бутылку из подвала?
Не принести ль два розовых бокала?
За здравье что ль, не то за упокой
Нам чокнуться?.. А лучше нам, друг мой,
Безмолвствовать и думать. Грустно это,
Но, кажется, прилично в наши лета.
И ветр и дождь всю ночь в окно стучат,
Колеблются таинственные тени,
Дрова, горя, бледнеют и трещат.
И вновь встаёт забытый ряд видений.
Вот детство глупое — как и всегда,
Бывают глупы детские года,
Но многое в них мирно улыбалось,
И сохранить иное бы желалось…
Вот юность — вот играет кровь,
И сердце жжёт ненужная любовь.
А там идут подряд всё гроб за гробом:
Вот мрёт старик, сердяся и кряхтя,
Вот друг погиб с чахоточным ознобом,
В волнах морских умолкнуло дитя,
И милое и светлое созданье
Туда ж пошло на вечное молчанье!
Но вы, мой друг, ни слова ни о чём;
Вы знаете — ведь лучше нам вдвоём
Безмолвствовать и думать. Грустно это,
Но, кажется, прилично в наши лета.
