Михаил Иванович Попов (1742 — около 1790) — русский поэт-лирик, драматург и переводчик XVIII века, представитель «человека народа», пришедшего в литературу из купеческой среды. Его стихи и песни сочетают легкость любовной лирики, обращение к фольклору и «народному духу».
Помимо стихов он перевёл многочисленные комедии и написал либретто оперы «Анюта», где впервые в русской драме показаны простые крестьяне с их речью и настроением. Его творчество отражает переход от классицизма к новым формам русского литературного языка и задаёт один из ранних рубежей отечественной поэзии.
* * *
Два вора
Что есть во свете воры
О том не входят в споры;
Но только, что они покроем не одним:
Иные в золоте и титлами надуты,
Другие в серяках и с именем простым;
Одни политики, другие просто плуты.
О двух таких ворах я басенку скажу,
И перво в них мое искусство покажу.
Был вор простой
И хаживал всегда пешком и в серяке:
Доходы он сбирал не в городе, не в съезжей,
А на дороге на проезжей.
Другой
Чиновный был, и тьмы имел он в сундуке
Червонцев и рублей,
Которые сбирал с невинного народа;
Поверье эдако или такая мода
Есть у бессовестных подьячих и судей,
Но наконец попались оба
В приказ:
Обоим строг указ.
Обоим кнут грозит отверсти двери гроба.
Судьи калякают: «Не столько лих большой» —
И оправляют вора;
Подьячьи говорят: «Не столько лих меньшой» —
И оправляют вора;
Обеим сторонам указы правота.
Читатель! будь хоть ты решителем их спора.
Скажи нам, кто из них достойнее кнута?
Соловей
Свистал на кустике когда-то Соловей
Всей силою своей;
Урчал, дробил, визжал, кудряво, густо, тонко,
Порывно, косно вдруг, вдруг томно, нежно, звонко,
Стенал, храпел, щелкал, скрыпел, тянул, вилял
И разностью такой людей и птиц пленял.
Когда ж он все пропел
Толь громко и нарядно.
То Жавронок к нему с поклоном подлетел
И говоря: «Куда как ты поешь изрядно»
Не могут птички все наслушаться тебя;
И только лишь одним бесчестишь ты себя,
Что не во весь ты год, дружок мой, воспеваешь»
«Желая побранить, меня ты выхваляешь, —
Сказал на то певец, —
Пою в году я мало.
Но славно и удало,
А ты глупец!
Не сопротивлюся нимало я природе,
Когда она велит, тогда я и пою.
Коль скоро воспретит, тотчас перестаю.
А противляться ей у дураков лишь в моде:
Им это сродно,
Чтоб мучаться бесплодно
И против ней идти, когда ей неугодно.
Парнасские певцы,
Постерегитесь быть такие же глупцы:
Не предавайтеся стремленью рифмовать.
До тех лишь пойте пор, пока в вас будет сила:
Не дожидайтеся, чтоб оная простыла,
Когда бессмертие страшитесь потерять.
Элегия
Едва тебя, мой свет, успела полюбить,
Уже свирепый рок спешит меня сгубить;
Отъемлет у меня надежду быть с тобою;
Уже вознес удар сразить меня тоскою…
Ты едешь… едешь прочь! и я тебя лишусь,
Любя, горя тобой, с тобою разлучусь!
Я рвуся — ты грустишь; я плачу — ты рыдаешь;
И, мучась сам, меня на муки покидаешь.
Лютейший рок! почто вспылать нас допустил,
Когда любиться нам спокойно не судил?
Смотри на нашу скорбь, на слезы, на мученье
И, сжалясь, уничтожь ты наше разлученье!
Тронись моей тоской, отчаяньем его
И часть хотя убавь из гнева твоего,
Позволь ему еще со мною здесь остаться;
Дай нашим ты устам еще нацеловаться
И нежных имена любовников носить,
Их тающих сердец приятности вкусить.
Оставь нас сладостей досыта их напиться —
По сем готовы мы и в гроб и разлучиться.
Не голубушка в чистом поле воркует
Не голубушка в чистом поле воркует,
Не вечерняя заря луга смочила —
Молода жена во тереме тоскует,
Красоту свою слезами помрачила,
Непрестанно вспоминая мила друга,
Молодого друга милого, супруга.
«Ты надёжа, ты надёжа, друг сердешной!—
Она вопит тут, и плача и вздыхая,
Во жестокой своей грусти, неутешной,—
Мое сердце не змея сосет лихая,
Не отрава горемышну иссушает—
Со тобой, мой свет, разлука сокрушает.
Не постылого с тобой я отпустила,
Не лихого, не сварлива провожала,
Провожаючи, рвалася я, не льстила,
Не обманом слезы горьки проливала—
Свет очей моих пустила я с тобою,
Жизнь и смерть мою с твоею головою.
Не неволей ведь меня тебе вручали—
Ум и разум твой меня тебе вручили;
И не силой нас с тобою обручали—
Дружба наша и любовь нас обручили;
И совет наш увенчали не обеты—
Увенчали твои ласковы приветы.
Погадай же, мой сердешной друг, подумай,
Какова теперь печаль моя, надсада!
Вспомяни о мне, надёжа моя, вздумай,
Что жена твоя и жизни уж не рада,
Что тобою я одним спокойство рушу,—
Привези ко мне обратно мою душу».
Не хладно стихотворство
Не хладно стихотворство
Мою сплетает речь,
Не вредное притворство
Стремится стон извлечь:
Любовью стыд туша,
Язык мой то вещает,
Что сердце ощущает,
Что чувствует душа.
Душа объята страстью
Ко прелестям твоим,
Подверженная частью
Пожертвовати им
Свободу и любовь:
Прелестна века долю
В твою предати волю,
Имея жарку кровь.
Кровь жарку, распаленну
Приятностью твоей,
И волю полоненну
Тобой души моей;
Всё то соделал ты:
Ты скромность побеждаешь
И тайну исторгаешь
Приятством красоты.
Не случая игрою
Возжглась любовь сия:
Любви твоей мечтою
Воспламенилась я;
Тебя плененна мня,
Тобою полонилась:
Твоею учинилась,
Прельщаясь и стеня.
Но стон мой прекратится,
Исчезнет грусть моя,
И в радость превратится
Прискорбна страсть сия,
Коль я тобой была
Когда-нибудь любима
И видами не льстима,
Что днесь тебе мила.
Как сердце ни скрывает
Как сердце ни скрывает
Мою жестоку страсть,
Взор смутный объявляет
Твою над сердцем власть:
Глаза мои пленены
Всегда к тебе хотят,
И мысли обольщены
Всегда к тебе летят.
Тебя не отдаляет
И сон от мыслей прочь:
Твой образ обладает
Равно мной в день и в ночь;
Всеночно, дорогая,
Являяся во сне,
Вседневно обольщая,
Ты множишь страсть во мне.
Твой каждый взор вонзает
Стрелу мне в сердце вновь:
Весь ум мой наполняет
Одна к тебе любовь!
А ты то всё хоть знаешь,
И как я рвусь, стеня,
Но всё то презираешь —
Не любишь ты меня!
Эпиграммы
Наукой ум на то печемся мы питать,
Из глупого скота чтоб человеком стать;
А ты на то провел в ней юные дни века,
Чтоб сделаться тебе скотом из человека.
* * *
Негодный лицемер, скрыв яд в душе своей,
Обманывает век и бога и людей.
И мнит, что бог ему все плутни отпущает
За то, что всякий день он церкви посещает.
* * *
Ты скупостью меня моею попрекаешь,
И обществу её ты вредною считаешь.
А я так мню не так: от денег страждет свет,
Так я, скрывая их, людей лишаю бед.
* * *
Осмым тебя, мой друг, все дивом почитают,
Пречудные в тебе два свойства обретают:
Тогда как ты молчишь,
Премножество ума найти в тебе все чают,
Но лишь раскроешь рот и только заворчишь,
То круглым все тебя невеждой величают.
Сонет
О небо! для чего родился человек?
Не для сего ль, чтоб весь он мучился свой век,
Болезни, нищету и злость претерпевая,
Гнушался живота, кончину призывая?
Ах, нет! конечно, нам всещедро божество
Не для мучения послало существо,
И разум наш, его преславное творенье,
Не ко вреду нам дан, но в пользу и спасенье.
Сей мир, позорище премудрости небес,
Исполненный всех благ, исполненный чудес,
Устроен нам творцем эдемским райским садом;
Но наши глупости, пороки, суета
И умствований злых и гордых пустота
Преобратили нам его из рая адом.
Разлучившися со мною
Разлучившися со мною,
Потужи о мне хоть час;
Может быть, уже с тобою
Говорю в последний раз;
Рок велит тебя лишиться,
Как ни тяжко то снести,
И, лишившися, крушиться,
Плакати, сказав: «Прости!»
Плачь и ты о мне подобно,
Горести во мзду моей…
Нет! не мучь мой дух толь злобно
Ты тоской о мне своей;
Капля слез твоих мне боле
Крови моея ручья!
В беспечальной будь ты доле,
Пусть один страдаю я.
Если рок, смягчась тоскою,
Жизнь велит мне продолжать,
Я увижуся с тобою,
Буду счастлив и опять;
Если ж грусть мой век скончает,
Много ты себя не рви:
Плач нам жизнь не возвращает;
Будь счастлива и живи.
Элегия
Увы! тоскую я, увы! тоскую ныне,
Увы! жестокой я подвержен стал судьбине.
Увы! но что еще в напасти говорить?
Увы! судьба меня стремится уморить.
Прекрасные, увы! колико вы мне милы,
Когда последней я, увы! лишаюсь силы.
Но ах! не можно мне дыханья испустить,
Доколе буду, ах! прекрасну, ах! любить,
И ах! как весть сию она внимать, ах! станет,
Ах! с грусти, ах! она, как роза, ах! увянет.
Томлюся я теперь, томлюся и стеню,
Томлюся, говорю, а сам себе маню,
Надеждою еще обманчивой ласкаюсь,
И сладким ядом я еще, еще питаюсь.
Еще, я думаю, еще приятный час,
Еще соединит, еще стократно нас;
Но нет уже, как зрю, надежды уж нимало,
И всё уже от нас веселье уж пропало.
Что ж делать мне теперь, терзаться и стенать,
Грустить, печалиться, и млеть, и тлеть, вздыхать,
Леденеть, каменеть, скорбеть и унывати,
И рваться, мучиться, жалеть и тосковати,
Рыдать и слезы лить, плачевный глас пускать
И воздух жалостью моею наполнять.
Дремучие леса, кустарники и рощи,
Светящую луну во время темной нощи,—
А солнце красное, сияющее в день,
Чтобы хранили все возлюбленную тень.
Земля, питай ее ты лучшими плодами,
Ты жажду утоляй, ты чистыми струями.
Зефиры, вы, узрев любезной вы красы,
Тихонько дуйте вы в прелестны вы власы.
Когда потребно, вы, вы члены холодите,
Но буйностью вот вы кудрей вы не вредите.
Прости, прекрасная, живи ты в той стране,
Ты часто воздыхай о плачущем о мне,
Жалей меня, жалей, жалей, как я жалею,
Я в сердце, я тебя одну, я, свет, имею.
Прости, прости, прости, еще скажу прости,
Ты вместе ты ко мне с любовью ты расти.