Михаил Дудин — Соловьи: Стих

О мертвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И все-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова

Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо

Обветренные скулы сведены.
Тристапятидесятый день войны.

Еще рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулеметы…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулеметной роты.

Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.
Загар сначала отошел с лица,
Потом оно, темнея, каменело.

Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защелку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защелкал.

Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всем забыл,
Высвистывая тонкие колена.

Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы еще едва означась,
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.

Как время, по траншеям тек песок.
К воде тянулись корни у обрыва,
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.

Еще минута — задымит сирень
Клубами фиолетового дыма.
Она пришла обескуражить день.
Она везде. Она непроходима.

Еще мгновенье — перекосит рот
От сердце раздирающего крика.
Но успокойся, посмотри: цветет,
Цветет на минном поле земляника!

Лесная яблонь осыпает цвет,
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Еще — второй, еще — четвертый, пятый.

Звенят стрижи. Малиновки поют.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжелым громыхающим снарядом.

А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.

Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.

Да, это жизнь. Ее живые звенья,
Ее крутой, бурлящий водоем.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своем.

Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.

Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».

И сразу канул в омут тишины
Тристяпятидесятый день войны.

Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.

И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлебываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».

И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.

Пусть даже так. Потом просохнут слезы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем
У той поджигородовской березы
Ты всмотришься в зеленый водоем.

Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.

Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
О мертвых мы поговорим потом.

Анализ стихотворения «Соловьи» Дудина

Пронзительное произведение «Соловьи» Михаила Александровича Дудина – бессмертная классика фронтовой поэзии.

Стихотворение написано в 1942 году. Поэту исполнилось 26 лет, он – солдат еще Финской кампании. Вскоре после начала Великой Отечественной войны он еще и фронтовой корреспондент. Два сборника стихов по горячим следам остались от тех памятных лет. В жанровом отношении – военная лирика, рифмовка парная и перекрестная, 26 строф. Композиция кольцевая – начальная строка становится и заключительной. Написать стихи к первой годовщине военных действий поэта попросил батальонный комиссар. Причем, дал свободу в выборе жанра, тем самым позволив вылиться исповедальному лирическому высказыванию. М. Дудин в те дни узнал о гибели двух друзей, В. Чухнина и Н. Майорова. Последний был еще и подающим надежды начинающим поэтом. Поэт писал это стихотворение не за столом, а в зарослях орешника, у озера, под пенье соловьев, подстелив под себя шинель. Он чувствовал ответственность перед погибшими товарищами, воспринимал их смерть как завещание прожить достойно эту жизнь. И как свидетель – рассказать, вспомнить, запечатлеть. Стихотворение построено на антитезе, впрочем, к финалу высшей правдой оказывается именно жизнь. Отсюда и рождается парадоксальная строка «Я славлю смерть во имя нашей жизни». Местоимением «мы» автор подчеркивает, что его чувства сможет понять и разделить едва ли не каждый житель страны. Однако не ненависть он считает подлинной движущей силой. Он призывает жить на радость другу, а не назло врагу. И исцеляющая, вечно обновляющаяся природа здесь выступает с ним в союзе. Анжамбеманы, придающие строфам отрывистость и документальность. Восклицание лишь в строке о землянике среди мин. Числительное, где каждый день как целый век: тристапятидесятый день войны. Поэт несколькими деталями создает тонкий психологический рисунок умирания бойца. Свою последнюю минуту он встретил без отчаянья, под пение соловьев, которые, кажется, точно знают, что будущее наступит – и оно будет мирным. Имена, которые наверняка оказались дороги множеству бойцов: Поля, Ирина. Московский адрес – еще одна примета достоверности, жизненности стихотворения. Описываемый автором пейзаж столь же точен в мелочах. Здесь лишь знакомые картины и названья: стрижи, малиновки, ландыш. Куст цветущей сирени становится «непроходимым», в кольцо окружения берет саму смерть и беду. Эпитеты: яростною жаждой, горячий луч. Повторы: цветет. Перечислительные градации. Метафора: канул в омут тишины. Инверсия: родятся дети, просохнут слезы.

Стихи «Соловьи» М. Дудина – страшный контраст человеческой трагедии и жизнеутверждающей мощи природы.