Ты садишься вечером, выйдя из лязгнувшего челюстями автобуса, в городскую электричку, в покрытый пылью, грязно-зелёный вагон, замедливший с натугой ход и вставший впритирку к зазубренному краю платформы. Ты смертельно устал от работы. Ты устал от дороги к своему дому. Ты ничего не чувствуешь, ничего не видишь. Не чувствуешь железа, не видишь бетона, не замечаешь толчков в спину, но подчиняясь им, втискиваешься всё глубже и глубже в вагон, в тесный проход между сиденьями. Ты жив, но не воспринимаешь ни себя, ни окружающих. Ты ничего не воспринимаешь. Всё остановилось. Застыл непрерывный грохот. Застряло в пространстве бесчувственное движенье. Замерло мелькание деревьев, столбов и тусклых огней за окном, в своём привычном, бесконечном повторении. Застыли лица сидящих на скамейке. Закаменела твоя душа. И возможно, и наверно, это хорошо. Нужно застыть, окаменеть, слиться с окружающими предметами, людьми, скамейками, застарелой грязью на полу, тяжёлым воздухом в вагоне, чтобы выжить, чтобы вынести до предела терпеливо этот унылый и тесный, условно движущийся мир. А потом… потом очнуться среди журчащей тишины на последнем этаже многоэтажки, ближе к звёздам, на краю чудовищного города. И ощутить с удивлением стакан в руке с остывающим крепким и сладким чаем. И увидеть перед собой, в жёлтом ярком круге от настольной лампы, большую раскрытую книгу с картинкой: «Битва римлян с варварами». Теперь ты способен улыбнуться. Ноябрь, 1987, Москва
- Следующий стих → Лев Мирошниченко — Пустота в тесноте
- Предыдущий стих → Лев Мирошниченко — Одуванчик
Отзывы к стихотворению:
0 комментариев