Трудной дорогой, но честной, хорошею,
Шел ты, страдалец, с печальною ношею:
Горем, истомой она называется,—
Сердце от ноши такой надрывается!
Горе великое, горе народное
Чуяло сердце твое благородное:
Верил в народ ты — народу не льстя,
Верил, как матери верит дитя.
Скоро забудет о сгибнувшем детище
Мать, облеченная в рубище, вретище, —
Скажет она: «Много деток схоронено,
Много о них слез горючих уронено, —
Всех не оплачешь: не хватит и времени!
Я ж не останусь без роду, без племени,
Выращу снова могучих ребят…»
…Речи такие тебя ль оскорбят?
Нет в них упрека и нет оскорбления…
Жизнью своею живут поколения:
Старое горе легко забывается, —
Горькая песня не век распевается;
Новая песня с чудесными звуками
Будет услышана нашими внуками,
И, улыбаясь, воскликнут они:
«Пели не так в стародавние дни!..»
Мы же, твои, брат покойный, ровесники,
Будем… как были: печальные вестники
Горя людского, людского страдания,
Мы, не создавшие твердого здания,
Мы, истомленные жизнью убогою,
Честно пойдем проторенной дорогою
И, вспоминая страдальца-певца,
Песни твои допоем до конца.