(Картинка с натуры)
По улице мрачной и грязной,
Лишь свечка блеснет в кабаке,
Несчастный чиновник плетется —
Плетется в худом сюртуке.
Крутятся ли снежные хлопья
И режет ли, будто бичом,
Пронзительный северный ветер —
Чиновнику всё нипочем!
Есть домик на улице этой,
Стоит он, погнувшись, давно,
И в домике том есть бутылки,
А в них есть дешевка-вино…
И в час неурочный и поздний
Чиновник с глубокой тоской
В окошко питейного дома
Стучится дрожащей рукой.
Выходит к нему целовальник,
Глаза продирает от сна
И тихо обычному гостю
Вручает полштофа вина.
От холода руки запрятав
В карманы дырявых штанов,
Бежит титулярный советник,
Онуфрий Ильич Иванов.
Бежит он в свой «угол» печальный,
Где сладко он будет дремать,
Где брошены милые дети,
Жена и родимая мать.
Но только тот «угол» увидит,
Который и беден и пуст, —
Опять кулаком он грозится,
Проклятье срывается с уст.
По шаткому полу уныло
Он ходит и взад и вперед,
Жену призывает сердито
И деток с любовью зовет.
Но умерли бедные дети,
В могиле им сладко лежать, —
Они голодать уж не будут,
Не будут от стужи дрожать…
И зова не слышит супруга:
Покинувши мужа, семью,
С любовником-франтом бежала
И честь потеряла свою.
Наряды, алмазы и деньги
Красивой бабенке несут;
А муж, титулярный советник,
Упрятан с позором под суд.
И, руки ломая тоскливо,
По комнате, взад и вперед,
Онуфрий Ильич марширует
И матку-старуху зовет.
«Родная! покинут я всеми, —
Хоть ты приласкай, подойди!
Я выплачу злобу и горе
На старой родимой груди…»
Но мать воплей сына не слышит:
Забитая горем-нуждой,
Глухая старушка с упреком
Трясет головою седой.
«Зачем ты с начальством не ладил?
Ты мог бы жену уступить —
Кресты и чины бы летели,
Не стал бы ты горькую пить.
Ты выпил с похмелья полштофа,
А мне не оставил глотка…
Послал мне господь искушенье:
Без водочки жизнь не сладка!»
Тогда титулярный советник,
Онуфрий Ильич Иванов,
Рыдает… и мелочи ищет
В карманах дырявых штанов.
Найдя, полоумной старухе
Вручает последний пятак,
И с маткой идет он под ручку,
Шатаясь, в знакомый кабак…
