Фонари кругом бросают свет унылый, бледный.
На забитой, жалкой кляче едет «Банька» бедный.
Седоков у «Ваньки» двое: барыня-старушка
Да в истасканной ливрее казачок Петрушка;
Зябнет он, закрыв глазенки, с холоду трепещет,
А извозчик в рукавицах лошаденку хлещет.
Ты не бей ее напрасно! Полно, перестань-ка
За двугривенный тиранить лошаденку, Ванька!
Посмотри: она устала, снег ей по колено…
Вздорожали нынче, Ванька, и овес и сено,
У твоей несчастной клячи кожа лишь да кости,
Привезти еще успеешь старушонку в гости!
При фонарном слабом свете на нее взгляни ты:
Очи смотрят тускло, дико; сморщены ланиты…
А на них, бывало, страстно люди любовались,
Вкруг красавицы толпою шумной увивались;
Все ласкали, баловали барышню-резвушку…
Жаль ее… и жаль мне также казачка Петрушку!
Вот приехала старуха к внуку молодому,
Отказал бы он охотно бабушке от дому,
Да боится: у старухи водятся деньжонки.
«Эти ведьмы очень скупы, и хитры, и тонки…
Может быть, она оставит все наследство внуку?» —
И целует внук с почтеньем бабушкину руку.
Занялась она с гостями, по копейке, вистом,
А Петрушка спит в передней и храпит со свистом.
У старухи худы карты: двойка да семерки,
А Петрушке с голодухи снятся хлеба корки.
Обыграли на целковый барыню-старушку…
Жаль ее… ж жаль мне также казачка Петрушку!
