Живя согласно с строгою моралью,
Я никому не сделал в жизни зла…
Некрасов
Он был в душе прекрасен, если ночь,
Ночь темную, назвать «прекрасной» можно.
(Он на нее похож был!)… Даже дочь-
Красавицу преследовал безбожно.
Нашла она в стенах монастыря
Убежище от батюшкиной сети
И в келий, в своей сиротской клети,
Прекрасная, как летняя заря,
Потухла вдруг.
…Поминки сотворя,
Отец стонал: — «О дети, наши дети!»
Он был добряк: менял на пятачки
По праздникам для нищих рублик медный.
Толпа пред ним рвала себя в клочки,
А он вздыхал: «Как дик народ наш бедный!»
И жарко он молился… (Кстати, вы
Считаете ль молитвою живою
И чистою, младенчески-простою —
Не для себя, а для людской молвы —
Кивание злодейской головы
Перед Христом и девой пресвятою?)
Добряк в душе, оратор неплохой,
Он возглашал чувствительные тосты
За жирною, янтарною ухой:
«Брат мужичок, как высоко возрос ты!
Пью за тебя, кормилец и герой!
Ты сохранил в душе живое семя,
Без ропота несешь ты жизни бремя!»
Но про себя добряк твердил порой:
«Ах, черт возьми! Прогнал бы я сквозь строй
С охотою все хамовское племя…»
Он у судьбы аллегри вынул номер,
И спит в гробу. Звонят колокола.
Толпа ревет:
«Наш благодетель помер,
Свершив свои великие дела.
Спи, крепко спи, герой наш благородный,
И на суде последнем не робей:
Ты чист и свят, невинней голубей!»
…И к небесам стремится глас народный:
«Он бедняков любил и в год голодный
Пожертвовал …два пуда отрубей!»
