(Из В. Купера)
Я хотел бы удалиться, убежать
В беспредельную пустыню от людей,
Чтоб меня не мог жестоко раздражать
Торжествующий над правдою злодей.
Цепи рабства ненавистны для меня:
Эти цепи так пронзительно звучат!
Я их слушаю и, голову склоня,
Жду, когда они утихнут, замолчат.
Но вокруг меня — разврат и нищета;
Кровь людская льется быстро, как поток.
Мы не помним слов распятого Христа:
«Да не будет ближний с ближними жесток!»
«Братство», «равенство» — забытые слова;
Мы теперь их презираем и клянем.
Братство крепко, как иссохшая трава,
Истребленная губительным огнем.
Наше равенство? Мы разве не равны?
И о чем же я, безумствуя, скорбел?
Я скорбел о том, что негры всё черны,
А плантатор, властелин их, чист и бел.
В чем их разница? Один из них богат,
Кожа тонкая прозрачна и бледна;
У другого кожа блещет, как агат,
В этом вся его ужасная вина.
«Белый» «черного» преследует с бичом,
И не брата в нем он видит, а раба…
Будь тот проклят, кто родился палачом,
Пусть казнит его жестокая судьба!
Нет, невольником владеть я не могу,
Не желаю, чтобы в полдень, в летний зной,
Негр давая прохладу белому врагу,
Опахалом тихо вея надо мной.
Нет, невольником владеть я не йогу,
Не желаю, чтоб он в рабстве взвывал
И, послушный беспощадному бичу,
Кровью-потом нашу землю обливал.
В человеке человека полюбя,
Не хочу я и не в силах им владеть.
Легче цепи возложить мне на себя,
Чем на брата-человека их надеть.
