Вода холодная и сонная
с застывшим ликом легких лип,
густые брови леса сломаны,
пошли и вновь и вкривь и в всхлип.
Уснули ели в платьях мартовских,
и, не жалея ни о чем,
вор-ветер их шарфы утаскивал,
чтобы припрятать под парчой.
А рядом та же все Москва-река,
да лес, да пара рыжих кос,
да вечер, тот, что зубы скалит мне
стволами белыми берез.
