Как просто — под простынь,
забыться и сжаться
и, ночью напившись трезвонной,
скулить под звездою остывшим и жалким
и перегрустившим Трезором.
Не вылит, не роздан
ни милям, ни звездам.
Один, один-одинешенек,
тоска-потаскуха в худой одежонке,
ну разве, тоска, отдерешь тебя?
Слезятся глаза, полоненные в Август,
холодные, грустные шарики.
Не нужно, не нужно, чтоб сердце ошарили,
накинув ошейник, ожарили!
Как мальчик тот слушает,
маленький, слушает
музыку озябших шаманов,
весна моя сукина, стылая, сущая,
дай звезд мальчугану в шарманку.
На грязь не косись, занеси все сиренями,
у Истин босых ведь скучнеем, сыреем мы.
И милому мальчику с пьяной звездой
сквозь зубы процеживаем — «Все вздор».
И мальчик уходит на ливни, на линии.
Идет по наитию, бредет по-наивному,
Скучнеет, тучнеет и душною тушею
свои же стихи он отчаяньем душит
у черновиков на чернейшей перине,
берите его, скомороха, берите.
Хватайте, охайте! Ведь нужно нам всем расти —
из розовой пошлости и садиков Серости.
Прожить — значит спеть.
Только раз, только раз!
Чтоб песню подпели и к сердцу подшили,
под блудные бубны и бешеный пляс
прожить — значит спеть,
не солгать, не сфальшивить!
Не будет пусть мальчика жадного, жалкого,
и жала — бутылок и бытца.
Но кто-то: как просто — под простынь
и сжаться, забыться!
