Отыграли злые зимы — крышка, мат!
Наступай, невыразимый шалый март.
За душою — ни наследства, ни кола,
Я, как Новгород, в одних колоколах…
Марта- девочка затопленной Руси,
Не бросай меня, открой меня, спаси!
Я, как Новгород, крестами теребя,
Буду зовом, буду звоном для тебя.
Задыхаюсь… Из души, как из плотин,
Плещет музыка оттаявших глубин.
Наводненье есть паденье немоты,
Наводненье — дополнение судьбы…
В дивный Новгород соборов и церквей
Ходит Марта с чёрной бабушкой своей,
Ходит с бабкою, а я, дурак, под смех —
Реставрирую по фрескам прошлый век.
Реставрирую Христа и образа,
Реставрирую зелёные глаза,
Плещут краски, хлещут солнцем после зим,
Ну а дело ведьмы-бабки на мази…
Со слезами человечество ругая,
Умирают злые зимы под ногами.
Умирают без креста и без кола,
Я кричу, моя душа, в колокола…
Спит на башне скерцо узников моих,
Больно страшно сердце музыки разбить,
Стало мало шалой славы после зим,
Вместе с Мартой жгу на чтенье керосин.
А потом её, уснувшую, босую,
Заколдованными красками рисую.
Вот и всё, и зимам — мат, и Богу — мат!
Синим полднем в синих лодках плещет март…
…» Уезжаешь? «- просыпаясь, ты сказала,
» Ах, как жалко…» — просыпаясь, ты сказала.
Утро чавкало и сахар в снег бросало,
Мы за чайником, мне страшен мир вокзала.
Я старею — ты же видишь — я простыл,
Там, у двери, мой рюкзак, мои холсты,
Всё сложил, упаковал, белье, блесну,
Невозможно уложить одну весну…
Ты смеялась, ты сказала: «Жду, пиши!»
Смято сердце реставратора души.
За душою — ни молитвы, ни креста,
А они неумолимы — поезда…
