Это не тучи — это пухлые рукописи моего отца.
Это не сердце — это наковальня старых молитв,
это деревенское кладбище розовощёких ошибок,
это виннопоклонным губам — чайника ржавая пристань.
Это серой шпаргалкой река выбегает ко мне,
а слуга подаёт мне в вишнях траурные записки.
Это не дождь — это тысяча старцев с хрустальными посохами.
Это не боль — это ходит молва в смертных рубашках колдуньи.
Это сытое великими людьми
урчит кладбище, как проститутка с похмелья,
это телеги везут ящики сигарет.
Это не колодцы — это калейдоскоп твоей красоты,
это не подушка — это сугроб бронзовой головы,
это восклицательный знак, как камыш над лягушкою-точкой.
Это не родина — это задачник разлук,
это грамматика вопля и чистописание ухаря.
В царское имя любовницы крики врастут —
хватит, проснулся, уже отгремели недели
пьяным составом надзвёздным шпионам наушничать.
В шрамах вернулся, в душе — подлецы и емели,
только берёзку сумел повидать я на ужине.
Я ли не пел по загубленным рощам и чащам,
я ли не пил монастырскую брагу зари?
Кремль поднимал за меня православную чашу
в этом тумане калек и столетних заик.
Всё перекрасить взбрело одинокому принцу.
Всё переплавить решил казначей головы.
Снег повалил, или в белых халатах на приступ
плыли медсёстры, глаза у любимых закрыв.
Плачет ли в парке моё сновидение или
тёплые вербы читают поэмы мои,
или венчаюсь на царство в зарёванном Риме,
и под ногами кашляют все словари.
Я просыпаюсь — колокол славою хвалится.
Девки малиновы, окна за шторой сиреневы…
Ангел летит и на солнце своё улыбается,
как на лампадку таинственной нашей вселенной!..