Собрание редких и малоизвестных стихотворений Ивана Клюшникова. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
По прочтении Байронова «Каина»
Я здесь один: меня отвергли братья;
Им непонятна скорбь души моей;
Пугает их на мне печать проклятья,
А мне противны звуки их цепей.
Кляну их рай, подножный корм природы,
Кляну твой бич, безумная судьба,
Кляну мой ум — рычаг моей свободы,
Свободы жалкой беглого раба!
Кляну любовь мою, кляну святыню,
Слепой мечты бесчувственный кумир,
Кляну тебя, бесплодную пустыню,
В зачатии творцом проклятый мир!
Нет мочи жить!
Нет мочи жить! Слепой судьбы угрозы,
Слепой толпы вседневный, дикий шум,
Бессилием проглоченные слезы,
Тоска любви и ноша скорбных дум —
Вот жизнь! На правду ложь глядит угрюмо,
На слезы глупость смотрит свысока…
Печальные, безвыходные думы!
Бесплодная, тюремная тоска!
Иссякла вера, зверство и обманы
Царят над миром, — безотрадный век!
Бог — чрево, бог — дырявые карманы,
И жертвой зверя гибнет человек.
Любовь иссякла: братского участья
Ни в ком, грызня за грош всем по плечу;
Желанного нигде не вижу счастья,
Безумцев счастья сам я не хочу.
Богатством, властью, славою преступной
Моя душа не будет прельщена,
Я не упьюсь красой для всех доступной,
Я не утешусь пеною вина.
Мне нужен хмель не пенистый, но сильный,
Чтоб сразу сокрушить мой бедный ум,
Чтоб в тишине, чтоб в темноте могильной
Мне отдохнуть от слез, тоски и дум.
Ну что ж, умри, закрой больные очи,
Усни навек и перестань скорбеть.
Но сердцу страшен призрак вечной ночи,
И силы нет, не живши_, умереть.
Ну, так живи: страдай, и до могилы
Покорно крест неси, учись терпеть,
Молись творцу, проси любви и силы
Для бога жить, за братьев умереть.
Половодье
Я люблю с простонародьем
Позевать на божий мир;
Я плебей — и половодье
Для меня богатый пир.
Прихожу — река сверкает,
Подступая к берегам,
Распахнулась — и гуляет
На раздольи по полям.
И шумит волной сердито,
И поет, и говорит, —
А над ней, огнем облито,
Небо светлое стоит.
Чуть заметной синевою
Даль сливает их края.
Не уйти ли мне? — Тоскою
Грудь стеснилася моя.
Что за глупость? — в вихре света
Не встречался ль я с тобой?
Не смущала ль ты поэта
Гармонический покой?
Помню, знаю… Так гуляем
Мы, бывало, в старину,
Так привольно мы встречаем
Нашу красную весну.
Разливалась наша младость,
Как весенняя вода,
С шумом, с пеной, нам на радость
Мчались светлые года.
И промчались!.. и отрада
С берегов на них глядеть!
Юность! радость!.. Вижу — надо
Вам элегию пропеть:
«Юность! сладкие обманы
И воздушные мечты,
Как весенние туманы,
За собой уносишь ты!»
Не махнуть ли, как бывало?
Не поплыть ли мне за ней?
Не сорвать ли покрывало
С беглой радости моей?.
И сорвал… и смело в очи
Ей гляжу с моей тоской —
И стою до поздней ночи
Над разлившейся рекой!
Всё здесь благо! Час волненья.
Час раздумья — и в тиши
Сладострастные виденья
Успокоенной души.
Старая печаль
О чем, безумец, я тоскую,
О чем души моей печаль?
Зачем я помню жизнь былую?
Что назади? Чего мне жаль?
Где след горячего участья?
Любил ли я когда-нибудь? —
Нет, я не знал людского счастья!
Мне нечем юность помянуть!
Как очарованный — в тумане
Земных желаний и страстей —
Я плыл в житейском океане
С толпой мне чудных кораблей.
Но я сберег остаток чувства,
Я жил, я мучился вдвойне:
В день — раб сомненья и безумства,
Ночь плакал о погибшем дне!
Душа алкала просветленья,
И он настал — священный миг!
Я сердцем благость провиденья
И тайну бытия постиг.
Я в пристани… Былое горе,
Былая радость бурных дней,
Простите… Но зачем же море
Так памятно душе моей?
Зачем в мир новый и прекрасный
Занес я старую печаль?
Сквозь слез гляжу на полдень ясный,
А утра мрачного мне жаль!
Друзья мне скучны
Друзья мне скучны, — прихожу в их круг,
И говорят с участьем: «Здравствуй, друг!
Здоров ли?» — и протягивают руки.
«Ну как дела?» — и прочее. От скуки
За трубку, развалюсь, болтаю вздор,
А мне кругом рукоплескает хор:
«Вот мило! Вот забавно! Молодец!
Скажи еще!» Невмочь мне наконец:
Не с тем я шел, не то сказать хотел.
Я не сказал — зачем же? — так, не смел…
Друзья мне скучны; не пойду в их круг —
Не дружный сам с собой — кому я друг?
Беатриче
Бледнеют звезды полуночи,
Луна заснула в облаках,
Но сна мои не знают очи,
В душе тоска, тревога, страх.
Лампада гаснет — я вздыхаю
И плачу о погибшем дне,
Сквозь слез едва-едва читаю —
Не наяву и не во сне —
Больной души моей скрижали,
Где трудно прожитые дни
Так беспощадно начертали
Сказанья верные свои:
Невзгоды жизненной дороги,
Безумных сил безумный гнет,
Ошибок страшные итоги
И счастья вечный недочет;
Где всё, что отнято судьбою
И жизнью у души моей…
И вдруг явилась предо мною
В сияньи розовых лучей —
Она! — Знакомое виденье!
В ней всё о прошлом говорит:
И очи, полные томленья,
И бледный мат ее ланит,
Ее сверкающие плечи
В каскаде шелковых кудрей,
Волшебных уст немые речи,
Понятные душе моей;
Волнистый стан, ко мне склоненный,
Полупрозрачные персты…
И я очнулся, пробужденный
Сияньем дивной красоты.
Замолкли злой судьбы угрозы,
Молчит душевная гроза,
Иные, радостные слезы
Туманят жадные глаза.
Она, колеблясь, улетает
В объятьях молодого дня,
И, мнится, свыше призывает
Благословенье на меня.
В душе гармония святая,
Чуть слышно сердце бьется вновь,
Таинственно переживая
Святую, первую любовь.
Печальных дней моих отрада!
Подруга милых сердцу дней!
Неугасимая лампада
В святилище души моей!
Гори! Сияй! И тьме окрестной
Объять святыни не давай!
И до конца стези безвестной
Не угасай! не угасай!
С мучительной, убийственной тоской
Katzenjammer
С мучительной, убийственной тоской
Я на тебя глядел, питомец Мельпомены,
Когда пред суетой земли склоня колены,
Ты долу пал развенчанной главой.
Ты оскорбил святой мой идеал,
Когда, в безумном Вакха упоеньи,
Про лучший жизни цвет, про дивные мгновенья
Ты, как дитя, бессвязно лепетал.
Ты ль это? Час назад волшебным обаяньем
Из мира дольнего меня ты уносил,
Мне сердце растворял блаженством и желаньем
И адской мукою сомненья дух теснил.
Ты слышал ли души разбитой стоны?
Забыв себя, с тобой любил я и страдал,
Тогда как ты над трупом Дездемоны
Иль над могилою Офелии стоял.
Теперь прости мне тяжкое раздумье,
Нет чар твоих, свободен я грустить
О том, что здесь за миг священного безумья
Безумством долгим мы должны платить.
Дать пищу говору бессмысленному века,
Вставать и падать в грязь, и жить в мечтах, во сне.
Ты понял ли меня? О, тяжко мне,
И страшно мне за человека!
Когда, горя преступным жаром
Когда, горя преступным жаром,
Ты о любви мне говоришь,
Восторг твой кажется угаром, —
Меня ты мучишь и смешишь.
Нет! ты не любишь, ты не знаешь
Великой тайны — ты профан!
Ты о любви в грехе мечтаешь,
Ты от хмельных желаний пьян,
Не любишь ты! Когда бы ясно
Сознал ты в сердце благодать,
Не стал бы ты про гнев прекрасной
И про надежды лепетать.
В любви нет страха, нет надежды:
Она дитя, она слепа.
Над ней ругаются невежды,
Ее не ведает толпа.
Блажен, кто наяву увидит
Заветный идеал мечты!
Он сам себя возненавидит
Перед святыней красоты.
В немой тоске потупит очи,
Стыдясь на божество взглянуть!
И как звезда на лоно ночи,
Она падет к нему на грудь.
Песня
Мне уж скоро тридцать лет,
А никто меня не любит;
Без любви мне скучен свет,
Жажда счастья — счастье губит.
Счастлив тот, в ком жизни цвет
Холод жизни не погубит;
Мне же скоро тридцать лет,
А меня никто не любит!
Боже мой, как много лет!
Боже мой, как мало счастья!
Жду — грущу, а нет как нет
И надежды на участье.
Я устал под ношей бед;
Вдаль гляжу — грозит ненастье,
Боже мой, как много лет!
Боже мой, как мало счастья! —
Что ж мне делать, как мне быть
Без любви, без упованья?
Сердце хочет счастьем жить,
А живет одним страданьем.
Сердце просится любить,
Сердце бьется ожиданьем…
Что ж мне делать, как мне быть
Без любви, без упованья?
Весна
Весна! опять в душе неясный идеал
Земного счастия — несбыточных мечтаний.
Всё, чем еще живу, и всё, что потерял, —
Рой светлых дум и рой воспоминаний.
Весна! и грустно мне, и тяжело вздохнуть!
Гляжу на божий мир с волненьем и тоскою.
Эх, обмануть бы сердце как-нибудь!
Эх, только б миг пожить мне радостью былою!
Былою радостью? Зачем тебе она —
Вино кипучее в сосуд тоски сердечной?
Прошла пора любви, прошла твоя весна.
Страдай! живи одной тоскою бесконечной.
Живу! в душе тоска безвыходно живет!
Всё сердцу памятны утраченные годы!
И сердце всё грустит, и всё чего-то ждет,
И как-то лишний я на празднике природы.
Надежда! — может быть, под бременем годов,
Под снегом опыта и зимнего сомненья
Таятся семена погибнувших цветов,
И, может быть, еще свершится прозябенье.
Осенний день
Над свежей юноши могилой
Один над ивой я сижу.
Лист падает, шумя уныло.
Я взором смерть его слежу.
Холодный воздух чуть струится,
На небе солнце без лучей
Стоит печальное — боится
Взглянуть на бледный лик полей.
Но я спокоен: я мечтами
Живу в садах весны моей,
Любуясь радости цветами
И песнями счастливых дней…
Зачем же сердце мне смущает
Весна мгновенной красотой? —
Затем, что радость отцветает,
У жизни нет весны другой.
Природы вечным обновленьем
Себя нам трудно обмануть.
Нам тяжело разуверенье!
Нам страшно в сердце заглянуть!
Там цвет поблеклый… Там могила…
Там обнаженных ряд полей.
О, как непрочно всё, что мило,
Как мало в жизни светлых дней!
Учитель наш был истинный педант
Учитель наш был истинный педант,
Сорокоум, — дай бог ему здоровья!
Манеры важные, — что твой официант,
А голос — что мычание коровье.
К тому ж — талант, решительный талант,
Нет, мало — даже гений пустословья:
Бывало, он часа три говорит
О том, кто постигает, кто творит.
…………………..
…………………..
Возьмем, бывало, оду для примера
За голову и за ноги вдвоем,
И разберем по руководству Блера,
В ней недостатки и красы найдем,
Что худо в ней, что хорошо — оценим,
Чего ж недостает — своим заменим.
Мой гений
Когда земные наслажденья,
Расчеты грязной суеты,
Игры страстей и заблужденья,
Своекорыстные мечты
Меня измучили, — тоскою
Душа наполнилась моя,
Мне мир казался пустотою:
Я в мире видел лишь себя.
Запала к счастию дорога,
Исчез блаженства идеал,
И, Тантал новый, я на бога,
Томимый жаждою, роптал…
В часы греховных сновидений
Тогда, свидетель лучших дней,
Ко мне являлся светлый гений
Святой невинности моей.
Он на меня взирал с тоскою.
Как юной девы идеал,
Сияя вечной красотою,
Он вечной благостью сиял,
И озарял он сумрак ночи;
И, сознавая благодать,
Стыдом окованные очи
Не смел я на него поднять.
Я падал ниц пред ним с мольбою,
Я заблужденье проклинал…
А он молился надо мною
И в новый путь благословлял.
Я уж давно за слезы упоенья
Я уж давно за слезы упоенья
Раскаянья слезами заплатил!
Я уж давно минутное забвенье
Годами адской муки искупил.
Доверчиво смиряся пред судьбою,
Безропотна покорствуя судьбе,
Недаром я боролся сам с собою:
Я победил в отчаянной борьбе.
Да! победил!.. Но если поле битвы
На миг оставлю, утомлен борьбой,
Я трепещу!.. В часы ночной молитвы
Моя любовь предстанет предо мной…
Она!.. Как в час убийственной разлуки,
Глядят с упреком томные глаза!
И на устах дрожат немые звуки!
И по ланите крадется слеза!
Молюсь и плачу! Тяжкое сознанье
Моей вины в душе проснулось вновь!
Творец любви, прости твое созданье!
Прости мою безумную любовь!
Собирателям моих элегий
Я не поэт! Страстей могучих лава
В груди давно уж не кипит!
Не соблазнит меня поэтов слава,
И крик друзей не соблазнит.
Нет, никогда на суд пустому свету
Я не пойду с моей тоской:
Давно уж я позвал себя к ответу,
Давно расчелся сам с собой.
И не богат я светлыми мечтами,
И не страдал, и не любил,
Я равнодушно годы за годами,
За чувством чувство схоронил.
Я вызываю тени их из праха;
Я панихиды им пою;
Но силы нет во мне — взглянуть без страха
На юность бедную мою.
Не примирился я с моим призваньем,
Тяжка мне память прошлых лет,
Ее будить восторженным рыданьем
Я не хочу, — я не поэт!
Моя печаль — семейная могила,
Чужим нет дела до нее.
Пусть я один оплачу всё, что было
И что теперь уж не мое.
Вам дик мой плач! — То голос тяжкой муки,
То отголосок светлых дней.
Зачем же вам разрозненные звуки
Души расстроенной моей?
Оставьте их! от скорби, от роптанья
Я исцелюсь скорей в тиши
И заглушу нестройный вопль страданья
Святой гармонией души.
Я выстрадал прекрасную могилу
Nova ars poetica
Я выстрадал прекрасную могилу,
Она давно меня к себе влечет;
Здесь, на земле, она чудесной силой
И храмы и дворцы переживет.
Я не умру, сосуд души скудельный
Разрушится и обратится в прах,
Но дух любви, дух вечный, беспредельный,
Найдет приют в родных себе душах.
Я всё сберег, что мне дала природа,
От юности я изучать привык
Судьбы и дух родимого народа
И братьев гармонический язык.
Знакомы мне и слезы вдохновенья,
И слезы горькие больных умов,
И гениев бессмертные творенья,
И злоба дня, и злоба всех веков.
Мой век знаком: я сам с ним заблуждался,
Безумием неверия болел,
Мечтами — жаждой жизни! — упивался
И злобой дня безвременно кипел.
Я знаю жизнь: за прелесть обаянья,
За капли радости безумных дней
Я заплатил истомой и страданьем
Обманутой, больной души моей.
Но песен дар и слезы умиленья
Мне помогли святыню сохранить —
Из сердца вырвать с кровью заблужденья,
Сосуд души очистить и омыть.
Мой кроток дух. В нем, как в спокойном море,
Я берега и небо отражу,
Все помыслы, все радости, всё горе,
Все тайны жизни братьям покажу.
Я их люблю, я речью благородной,
Как музыкой, сердца их растворю,
Я научу их отдавать свободно
Всё божье — богу, царское — царю;
Не лезть наверх, а скромную дорогу
Надеждою и верой освещать,
Смирясь, всегда, везде молиться богу,
Любить, бороться, мыслить и страдать;
Век изуча, идти вперед пристойно —
И под ноги себе глядеть и вдаль;
О злобе дня обдуманно и стройно
Высказывать души своей печаль;
Зубов не скаля, побеждать косненье
И воплощать заветные мечты,
И с трепетом несть перлы вдохновенья
К стопам творца любви и красоты;
Не льстить толпе за детское участье,
Слепую ненависть ее презреть,
Не хлопотать о мимолетном счастье,
Как бог велит и жить, и умереть.
Я старцу намекну, как бодрым оком
На поколенье новое взирать,
За слабости казнить людей упреком,
Советом и примером ободрять.
И ты был юн — и сердцем заблуждался,
Любил добро, за ближнего страдал,
Мечтой о лучшем слепо увлекался
И злобой дня кипел и трепетал.
Ты одряхлел, — мы в том не виноваты;
Иди вперед! Не можешь? — Нас пусти!
Оставим мы тебе твои утраты,
А ты нам нашу молодость прости!
Вам, юноши, путь укажу ко славе:
Трудиться и смирять огонь в крови,
Душой не жертвовать скотским забавам,
Благоговеть пред таинством любви,
Благоговеть перед идеей века,
Творца в твореньи скромно изучать,
Чтить как святыню званье человека,
А мишуру и дрязги презирать;
Искать с молитвой своего призванья
И получа, ему не изменять:
Всё благо — разница в одном названьи,
Любимый честный труд есть благодать;
Лишь в общей пользе находить отраду,
Всё родине отдать: и труд и кровь.
А слава? — Дым. Есть лучшая награда:
Зреть бога, сознавать в себе любовь.
Я женщину сдружу с ее призваньем:
Цветами путь тернистый осыпать,
Жизнь обновлять блаженством и страданьем,
Любить страдая и любить страдать;
Святить себя — жить в новом поколенье,
В нем жажду вечной жизни пробудить
И оправдать творца: венцом творенья,
Залогом лучшей будущности быть.
Паду ли вновь среди житейской битвы,
Победный ли венок себе совью, —
Мои мечты, надежды и молитву,
Мою всю душу в песни перелью.
А те, что в будущем родные звуки
Полюбят и, прочувствовав, поймут,
Из колыбели ей протянут руки
И в жизнь грядущего меня возьмут.
И вот уж льются слезы умиленья…
О, если бы я мог их сохранить!
Мне кажется, я выстрадал прощенье,
А всё боюсь его не получить!
Подлец по сердцу и из видов
Подлец по сердцу и из видов,
Душеприказчик старых баб,
Иван Иванович Давыдов,
Ивана Лазарева раб.
В нем грудь полна стяжанья мукой,
Полна расчетов голова,
И тащится он за наукой,
Как за Минервою сова.
Сквернит своим прикосновеньем
Науку божию педант,
Так школьник тешится обедней,
Так негодяй официант
Ломает барина в передней.
Воспоминание
Я вас любил… давно, без упованья!..
За арфою, в вечерней тишине,
Неясные души моей желанья
Вы звуками высказывали мне.
Лилися в душу сладостные звуки;
Внимая им, в восторге я рыдал —
И счастлив был: блаженство сладкой муки
Любить и плакать я впервые знал.
Я вас любил… Невеста молодая…
Он вас пленил, красавец молодой, —
И, радостью небесною сияя,
Вы шли к венцу прекрасною четой…
Я был в толпе… и, притаив дыханье,
Спокойно на обряд глядел…
Я спрятал от людей свое страданье,
Я в тишине оплакал свой удел…
Я вас любил!.. Склонясь на изголовье
Младенца-ангела прозрачною рукой,
Глядели вы с надеждой и любовью
На первенца любви своей святой.
И я глядел! И сердцем забывался.
Души моей заветный идеал
Я видел в вас — я вами любовался,
И свято вас любил — и не страдал.
Я вас любил! На долгую разлуку
Судьба влекла меня в далекий край —
И лобызал я, плача, вашу руку,
И вы сказали: «Добрый друг, прощай!»
Я и теперь люблю тебя, мой гений,
Как дар храню прощальный взор очей —
И в сладкий час волшебных сновидений
Я слышу сердцем в тишине ночей
И легкий шум пленительных движений,
И музыку чарующих речей.