Розоватеньким, жёлтеньким, сереньким критикам, а также критикам переливчатого цвета шанжан
Муза! Как ни грусти, ни сетуй,
А вывод мой, к сожаленью таков:
Среди миллионов, читающих газету,
Девять десятых не читает стихов.
Иного к поэтам влечёт их полемика,
Однако с затишьем и этот стихал…
Но есть
одно
лихое
племя,
Живущее на побережье стиха.
Это уже не просто читатель,
Не первый встречный и не любой.
Он не стучит по рифмам, как дятел,
Не бродит в образах, как слепой,
Не ждёт воспитанья от каждой точки,
Не умиляется от пустяка –
Совсем по-иному подходит к строчке
Читатель стиха.
Он видит звуки,
слышит краски,
Чувствует пафос, юмор, игру,
И свои пузырьки литературные карасики
Ему не всучат за жемчужью икру;
Ему не внушить, рассказавши про заек,
Что это львы,
да Толстые притом!
(Кстати сказать, вдохновенный прозаик
В его глазах – поэтический том.)
Иной читатель только в дороге,
Пейзаж пропускает, ищет любовь,
По вкусу ему Бальмонт и Доронин,
А больше беф-строганов или плов.
А наш, овеянный нашими снами,
Сам горит, как летящий болид,
А наш, как родственник, дышит с нами
И знает, что у кого болит…
Иной читатель – прочёл и двигай,
Давай другого. А первый катись!
А наш, как с девушкой, дружит с книгой…
Читатель стиха – артист.
Он ещё смутен, этот читатель,
Он ещё назревает, как бой,
Его меж нулей не учли в Госиздате,
Но он
управляет
нашей судьбой!
Как часто бездушные критикококки
Душат стих, как чума котят,
И под завесой густой дымогогии
В глобус землю втиснуть хотят;
Сколько раз, отброшен на мель,
Рычишь:
«Надоело! К чёрту! Согнули!»
И, как малиновую карамель,
Со смаком глотнул бы кислую пулю…
И вдруг получишь огрызок листка
Откуда-нибудь из-за бухты Посьета:
Это великий читатель стиха
Почувствовал боль своего поэта.
И снова, зажавши хохот в зубах,
Живёшь, как будто полмира выиграл!
И снова идёшь
Среди воя собак
Своей. Привычной. Поступью. Тигра.
