Едва преставился Димитрий-князь.
Его жена, княгиня Евдокия,
Над ним плакучей ивушкой склонясь,
Возговорила причеты такие:
«О, горе мне! Души моя во тьме.
Куда. ты, свет очей моих, сокрылся?
Пошто ни слова доброго ко мне
Не молвишь днесь? Пошто так осердился?
Пошто, моя вечерняя звезда,
Грядешь на запад, в сторону чужую?
Пошто, мой ясный месяц, навсегда
Укутываешь лик во тьму ночную?
Ужели ты, мой виноградный сад.
Цвести и зреть уж никогда не станешь?
Не утолишь вовек душевный глад
И сладким плодом сердце не одаришь?
Великий князь! Гроза чужих сторон!
Победами украсивший державу!
Пошто же ныне, смертью побежден,
Не смеешь с ней поратовать на славу?
Восстань, как прежде, в силе и в чести!
Пускай печаль родной Руси не сгложет!
Края своей Отчизны поблюсти
Никто, как, ты, воистину не сможет.
Еще от нас и юность не ушла,
Еще седая старость не настигла,
Пошто же смерть, безжалостна и зла,
Меж нами тьму кромешную воздвигла?
Пошто не в царском бархате усоп?
Пошто сей ризы жалостной не съемлешь?
Пошто свой тесный, неприютный гроб
За красный терем княжеский приемлешь?
Легко ли сердцу слышать скорбну речь?
За все утехи – видеть слезны реки?
Мне краше было б первой в землю лечь,
Дабы сей кары не познать вовеки.
Ужели никакие словеса
К тебе, мой князь, не дотекут отныне?
Ужели ни мольба и ни слеза
Тебя не смилостивят, господине?
Земные звери к норам держат путь,
Летят ко гнездам птиц небесных стаи. –
Ужели, княже, хоть когда-нибудь
К родному дому не придешь из дали?
Всем вдовьим бедам я теперь родня.
Мои подружки глаз своих не прячьте.
Утешьте, вдовы старые, меня,
А молодые в лад со мной поплачьте…»
