Георгий Николаевич Оболдуев (1898-1954) — советский поэт, прозаик и переводчик, чьё творчество почти не публиковалось при жизни и было по-настоящему оценено лишь посмертно. С юности писал стихи, но его новаторский стиль, независимые взгляды и трудности эпохи сделали публикацию почти невозможной: в жизни было опубликовано лишь одно стихотворение в 1929 году.
Творчество Оболдуева сочетает музыкальность и форму-эксперимент, психическую напряжённость и ощущение внутреннего «каната» — между свободой слова и давлением времени, между личной правдой и внешними обстоятельствами.
Поэт прошёл через арест и ссылку, участвовал в Великой Отечественной войне, жил и творил за пределами официального литературного пространства. Его стихи отражают не только художественные поиски, но и тяжесть эпохи, одиночество и искания духовного пространства.
* * *
Живописное обозрение
1
Солнце – матерью –
Нравоучительствует
Здраво и материалистично.
Месяц – Пантелеймоном –
Качается
Укоризненно и елейно.
Живой разлив
Почек, листьев, лепестков,
Веток, цветиков, злаков,
Трав, корней и былинок.
Душистый винегрет
Мелкопоместных и владетельных
Овощей и корнеплодов.
Сочная тяжесть
Отставных плодов.
Потомственное разложенье
Осунувшихся цветов.
2
На условленных местах
Нетерпеливо комсомолятся девчонки
Или нервничают пареньки,
Запоминая влюблёнными телами
Разнообразные процветанья.
По солнцепёкам
С полей тащатся дачницы,
Уткнувши точёные носики
В неудобные букеты.
В садах
Стайки сорванцов
Наскоро набивают постные брюшки
Неусторожённой добычей.
От опушек
Тянутся оравы детворы,
Хозяйственно согнутой
Под грибным грузом.
По рынкам
Вдосталь удобренные хозяюшки
Выкатывают острые глазки
На отлежавшееся богатство.
У приятелей
Семейные ответственные работники
Штурмуют тёпленьких капризниц
Щедрыми великолепьями
Иностранных вкуснятин.
На перронах
Клетчатые джентльменки
Плотоядно фыркают
В охапки мертвецов.
С кушеток
Только что отлюбленные нэпячки
Удовлетворённо растопыривают ноздри
На подвластные цветники.
Радуйтесь, хоть и недолго вам жить,
Милейшие люди,
Дорогие мои товарищи
По жизни и смерти.
В этом до звезд налитом мире
Следует во все как можно шире:
Внюхаться по сон,
Вглядеться по аберрацию,
Вслушаться по сердце,
Вдуматься по память,
Вжиться по уши.
Тем более что перечисленное
Столь же безобидно
И заразительно,
Сколь дышать.
«Откуда видно»…
… Это прямо поразительно!..
«… Что и требовалось доказать».
Я-де, мол, старательно расчерчу
«Я-де, мол, старательно расчерчу,
Что ты тут передо мной ни развесь».
Развешиваю. Подавись. Чересчур
Окно, чересчур небо, чересчур здесь,
Чересчур пригоршней
Света оттопырен рельеф;
Глазами выкрашенный выброшен
Человек каких-то лет.
Тихо идет, голову опустив,
Руки в боки,
Точно мир акустически —
Безукоризнен, темой глубок.
Уравновешенная сложность
Откровенна, будто вопит,
Что на нее открывается
Всевозможнейший вид.
Наскакивает на тень,
Отставшую от девицы
Вывихнутым крылом
Подстреленной птицы.
Свежо упирается подошвой
В живое оперенье земли,
В день до чрезмерности хороший,
Присутствующий наподобье семьи.
Гораздо проще
И сложней в сто раз
Нечто вроде рощи
Распределяет контраст.
Следовательно, тут
Колтун орешника над травой,
Копотью мошкары цветут
Запахи, гудящие над головой
Того, кто, только что пройдя,
Поломал безмолвную ветку,
Травинку покусал; а немного погодя
Еще набуйствует, как спокон веку.
Мы не из той породы
Мы не из той породы, что склонна
Сахарить губы любимому;
Не к чему нам на земле зеленой
Индивидуализировать нелюдимость;
Да и пристало ль нам экономить
До крови вкуснейшие губки,
Вспоминать, забывать или помнить
Чьи бы то ни было поступки?
Нет, нам этого не пристало.
Зато видим, что оправляется удивленная трава,
Что по промятому следу
Еще животные следуют,
Что облысевшей землей льется тропа.
Рабочий, интеллигент, крестьянин
Рабочий, интеллигент, крестьянин
Мужского и женского рода,
С индифферентными придатками семей и детьми;
Всякое вокруг удобное расстоянье
И елико возможная погода, —
Вот каким представляется нужным
Видеть мир.
Рабочий, крестьянин, служащий, ученый, творец,
Движеньем тела иль мысли излагающий сознанье,
Мир вами растормошен вконец,
Вы, так сказать, его знамя.
Хочется дышать ей,
Наблюдать расположенье
Возникающих объятий
И всяких осложнений
С ней, голой, как сыр,
Желанной изо всех сил.
Каждый бы попросил
Именно такой мир.
Нам просить не честь,
Ежели он есть.
По полю идет молодой человек
По полю идет молодой человек.
В траве свиристят кузнечики.
Он размечтался о зубовном жемчуге
И прочих обстоятельствах любезных нег.
А у женщины они заболели (т.е. зубы):
Флюс, плюс приехал из города брат.
Кусая приготовленные для поцелуев губы,
Мрачен любитель, дню не рад.
Она живет на доходы мужа
Она живет на доходы мужа.
Обед посвистывает на примусе.
Повечерело настолько, что ужас
Проступает на ней без примеси:
Вот-вот небрежно и резко
Навернется так называемый деспот
И, вздуваясь, как нетрезвое тесто,
Зачнет ежедневное побрезгиванье;
Но есть любовник молодой.
Завтра проводит с рынка.
Ощипет как курицу. Холодком
Потрагивается женская спинка.
Добела раздувая небеса
Добела раздувая небеса,
Солнце валит пресную силу
В вылупленные глаза летнего дня.
На экваторе нашей долготы
Все б сейчас попалило,
Кабы не — (как руку в жидкий чугун) —
Ломоть испарений.
А у нас в РСФСР знаменито:
Полным-полно красоты.
В волненьи застывший океан гектаров
Перетрагивается ветерком:
Зелен да хорош, хоть навсегда.
Ласкова да длинна, что текучий взгляд,
Речка бросается из-за поворотов,
Из-за загнутых ресниц бережков,
Хоронящих тихого мужичка,
Который которого видит издалека.
Корова, хлыстом хвоста
Слепня под брюхом не доставая,
Блаженно разбивает коленкой
Свежую заросль озерка;
Спокойно несет
Природой и быком наставленные рога.
Тарантас равнодушно тренькает
В своих неудобных объятьях
Окаменелого седока и
Владельца выезда, подающего признаки жизни.
Плавучий индюк раздувает грязную палитру
С выдавленными тюбиками хамелеонной краски
В генитальных подробностях головы.
Вот у завалинки, легко просматривая пташек,
Сладострастно продрожал хвостом.
Розовый, облупленный старик
Что-то соображает беззубым ртом.
Распетушившаяся курица описывает букву «с»,
Имитируя бунт супружеской обязанности.
Старуха шамкает глазами ветерок,
Несущий во вздохе вольные благовонья и жилые вони.
Собака смеется, потягивается,
На локтях волочит живот по прохладной землице.
Ребенок важно прет младенца:
Галдит и гадит непосильный груз.
На медленной глазам поляне,
Где гниют предков гробы,
С косой пляшут поселяне.
Пехота женщин, как серпы,
Сбирает белые грибы.
Балансом взаимных желаний
Из животов, покорных мужу,
Робята просятся наружу,
Чтоб быть на первом плане.
Опять подстрочным примечаньем
Опять подстрочным примечаньем
Вытягиваются губы ночи
На розовое тело с очами,
Сквозь розовые очки. Очень
Очаровательные полотна,
Писанные в моих странах,
Предлагаются беззаботно
Г.Руссо да Л.Кранахом.
Братцы, с большим удовольствием
Подставляю лысеющую память
Под ваши светотени. Вам ведь
Считаться с солнцем толстым:
Мне тож. Когда испареньем
Подымается легкая земля,
У меня возобновляется
Мысль, что мы не стареем.
Конь волочит машинку
Конь волочит машинку для стрижки лугов;
Плавно ползет,
Перепархивая с места на место,
Большое, изящное насекомое
Из породы неземных.
У трав подкашиваются ноги;
Не зудится рука;
Не размахивается плечо.
Что качаешь, цветик
Что качаешь, цветик
Бледной головой:
Ведь на этом свете
Мы живем с тобой.
От луны лимонной
На моем лице
Натекает сонный
Взор, забитый в цель.
На седое ухо
Выпала роса
Наклонись, понюхай
Прежние глаза.
Убедись воочью,
Жадная трава,
Как сегодня ночью
Ты меня сорвал.
Вижу, улыбается
Маленький цветок
И вежливо наклоняется
С запада на восток.
Распилен лес
Распилен лес
Тропинками проходимыми и нет.
Расколот на деревья, кусты,
Мхи, грибы, сучья,
Прошлогодние листвы,
Куски небес,
Гомоны птиц-невидимок,
Ответы ветру тресками и визгами дерев,
Безмолвные речи ручья.
Утро весеннее вспыхивает
Утро весеннее вспыхивает
Глубокой бенгальской водой.
Летний день запихивает
Под солнце облака с травой,
Осенний вечер сопит,
Опорожняя поднебесье.
Зимняя ночь имеет вид
Лунного событья в пьесе.
Поза, принятая с прощанья
Поза, принятая с прощанья
И забытая под раздумьем,
Дает себя знать и меняется
От зачесавшейся, выступившей
«Разлуки — ты — разлуки».
Станция, вокзал, полустанок, разъезд
Станция, вокзал, полустанок, разъезд.
Мальчишечья рогатка,
Заряженная поездом,
Натянутая до отказа
Паденьем отъездных секунд,
Где замирается боязно;
Откуда — в память:
Полосатая мякоть
Мягких купе,
Твердая махра
Крашеного дерева
Да двери, двери, двери во
Все стороны:
С красных заломов,
С хвойной зелени,
С пыльной палёной желтизны,
С редкого синего зелья.
Мимо речки, стянутой к затылку
Мимо речки, стянутой к затылку
Ныряньем и полотенцем,
Оглядывается, по боку с младенцем,
Зажиточная кобылка.
В матрасном избытке
В матрасном избытке
Потенциального отдыха
От жужжанья снаружи —
Покой, будто в ампуле гомункул,
В текущей быстроте окрестностей;
Будто дрожащая светотень, как студень,
Наполняет нутро вагона,
Дерется косяками спальных полок,
Треплет глаза полыханьем свечи.
Исподволь друг друга оскорбляя,
Осторожно снюхиваются ездоки,
Еще неуравновешенные, как лебеди
Посуху, как мухи в молоке.
Внезапная симпатия меняет припасы
На «откуда — куда — едете»,
Вспыхивают папиросы и откровенности,
Исповедями бьющие через край.
Точно речка в море
Точно речка в море,
Я в тебя вошел — впал.
Сначала пресен и мал;
Но с каждым шагом глубже
Просачиваюсь сквозь тебя;
В тебе с тобой поспал;
На здоровье, дорогой,
Выводи на опушку.
Потягиваются, давая осечки
Потягиваются, давая осечки,
Трубы отопленья.
Природа берет свое,
Распахивая мохнатым дуновеньем полотен
Щекотные струи
Мыла и уборной.