I.
В палате цвет простынь расплылся в бледный
Цвет голых стен. Недуги краковяк
Танцуют в коридорах. Незаметный,
За нити кто-то дёргает их. Всяк
Имеет их по-нескольку. И мелом
Его страданья вписаны над ним.
Горячка громыхает. В чреве белом —
Огонь вулканов. Взгляд их, недвижим,
Приклеен к потолку — из худородных
Задов свивают нити пауки.
Вскочив, сидят на простынях холодных,
Торчком, колени подобрав, сморчки.
Кусают ногти на руках. Жуют.
Морщины лба, багровой мглой горя,
Как борозды на пашне. Пашет тут
И сеет Смерть — гигантская заря.
Не в силах звука выдавить, с трудом
Вздымают руки в мертвенную мглу.
От уха к уху в черепе больном
Мозг мечется, как черный смерч в углу.
И трещина взбегает по спине.
И из стены костлявая рука —
Протягиваясь к горлу, как во сне.
Сжимаясь. Медленно, наверняка.
П.
Скорбят по вечерам. Вжимаясь в тень
Подушек, здесь они тупеют. К ним
Речной туман вползает. Входит Лень.
То ль пенье в церкви, то ль стенаний дым.
Горячка окружает их постель —
Огромный, желтый студенец-полип.
От ужаса в глазах белеет прель
И взгляд туманится зрачками рыб.
Их мучит солнце — ночи на краю.
Они вздувают ноздри. Уф, жара.
Поджаривает. Верно. Не в раю.
Мир — красным шариком. И взрыв. Ура.
На крыше некий восседает муж,
Как на престоле, и грозит жезлом.
А негры роют, и в грязи к тому ж,
Им белую могилу за углом.
Могильщики уже идут меж коек,
Кидая быстренько за трупом труп.
Живых кладут лицом к стене, и горек
Прощальный крик с мертвецких стылых губ.
Зудят москиты. Воздух от жары
Расплавился. Багровый зоб набух,
И лава в нем кипит, и жгут пары.
Гудит их мозг, как на огне бамбук.
Сорвав с себя рубах измятых ком
И одеяла липкие, одни,
Худы, и наги до пупка, молчком
Качаются виденьям в такт они.
А смерть сквозь ночь направила паром
По морю ила, по болотам в топь.
И слушают они, как грянул гром —
Флагшток ломается. Грохочет дробь.
Причастие кому-то внесено.
Больному мажут маслом лоб и рот.
Все нёбо — в пламени. Ему смешно,
Облаткой глотка давится взаглот.
Хотят другие вслушаться во мрак.
Как будто жабы, в пятнах от свечей.
Постели их — как город сверху, как
Рисунок крыш — о, в тайной тьме ночей!
Священник запевает. Насмех, всласть,
Слова молитвы каркают скоты.
И вслух смеются, и, грозя упасть,
За вздутые схватились животы.
Священник — на колени. В требник — весь,
С плечами, в книгу ветхую ушел.
Больной под койкой шарит. Где-то здесь
Был острый камень. Есть. Уже нашёл.
Качает камень на весу. Удар!
И в голове священника — пролом.
Тот падает. И стынет крик-кошмар
На пару с широко открытым ртом.
