…Я помню жактовскую комнату,
Большое венское окно…
Играли мамины знакомые
по воскресеньям в домино.
А я мешал.
И на ночь глядя,
мне говорили:
— Спасть иди…-
И был средь них веселый дядя –
сержант с медалью на груди.
Не избалован,
безобиден,
я уходил на сеновал.
Но как-то раз в окно увидел:
он маму,
маму
целовал!
Я долго плакал на сушиле.
А поутру из-за трюмо
украл поблекшее от пыли
отца погибшего письмо, —
мол, может всякое случиться,
но он вернется все равно
и постучится,
постучится,
как прежде
в венское окно!
И с той пора, замкнувшись сразу,
как одичавший злой зверек,
берег письмо я пуще глазу
и похоронную берег.
Но мне соседка втолковала,
развеяв боль мою
и зло,
что мама
получает мало,
что маме просто повезло,
что я, болезненный поправлюсь,
что будет сытое житье…
И я простил ее по праву.
Я даже рад был за нее.
Мне было даже интересно,
когда на свадьбе
кто-нибудь
тянул мне рюмку браги пресной:
— Пускай попробует чуть-чуть!
А мать,
красивая,
сидела,
пила с улыбкою вино,
но все глядела,
все глядела
сквозь дым
на венское окно!..
У гармониста пальцы слабли.
Болтали гости всяк свое.
И было зябко мне на свадьбе
От счастья горького ее.