Сосулек тонкий звон, —
он так похож на стон,
на слабый стон во сне,
когда так сладок сон.
А женщина спешит
Ее чуть-чуть смешит,
что так она спешит,
и чуточку страшит.
По льду стучит чок-чок!
отважный каблучок,
и дерзко набочок
мохнатый колпачок.
А за спиной ни мук,
ни чьих-то лиц, ни рук,
ни встреч и ни разлук
лишь этот властный звук!
Ее мальчишка ждет
Его знобит и жжет
И вот она идет
как умирать идет
Мальчишка этот стар.
Таким он рано стал.
Уже он сильно сдал
он, как она, устал.
Два горя, две беды,
беспомощно горды,
молчат, стыдясь друг друга
как в рот набрав воды.
Их двое — не одно,
и все в них стеснено,
но властно и темно
в разверстое окно,
как бы в открытый люк
летит из марта вдруг
щемящий этот звук,
как слезы, чистый звук.
И руки в руки брать,
и в губы прядь вобрать
все это — не играть,
а вместе умирать.
Но этот смертный час
он и рожденья час.
И, отпевая нас,
провозглашает нас,
летя со всех сторон,
похож на слабый стон,
когда так сладок сон,
сосулек тонкий звон!
