Какое наступает отрезвленье,
как наша совесть к нам потом строга,
когда в застольном чьём-то откровенье
не замечаем вкрадчивость врага.
Но страшно ничему не научиться,
и в бдительности ревностной опять
незрелости мятущейся, но чистой
нечистые стремленья приписать.
Усердье в подозреньях не заслуга.
Слепой судья народу не слуга.
Страшнее, чем принять врага за друга,
принять поспешно друга за врага.
