Вот опять двадцать пять, и как хочешь но боле,
Город мой, я тебе приписать не могу.
Проклинаю здесь всё мне родное до боли:
Копоть труб заводских на лежалом снегу,
Гипнотический бред полупьяного лета,
Полуночных огней отрезвляющий свет.
С мезозоя река вьёт венки из сонетов
На прибрежный песок, как заправский поэт.
То овраг, то утёс вдоль могучей юдоли,
Бесконечная воля и волжская ширь.
Тут калмыцкий разбой рыбарей подневольных,
Казаков воровских дележи, грабежи.
Миражи — говоришь. Соглашусь, коли хочешь,
Ощутить как княжна, эту бренную жизнь.
Но уплыть не спешу белым облаком ночи,
Всей хочу нежной плотью тебе послужить
Из разгула в страду. Ты ж из тех, стародавних,
Что из длинной гирлянды ночных фонарей
Заплести умудряются душу в страданья,
Заставляют влюбляться в женатых парней.
Я припомню тебе между прочим, когда-то
Под покровом зимы, а быть может весной,
Что рифмуешься, словно купец франтоватый
С бесприданницей, так и не ставшей женой.
