Мне в Петербурге жить не довелось,
(Не говорю о нашем «бурге» новом.
Но Петербург я чувствовала сквозь
Сумятицу веков проросшим словом.
Я в мыслях строила болотный город наш
В разорванной рубахе и в оковах.
Голодная, шатаясь, шла в шалаш,
Чтоб кануть в небыль до мучений новых.
И явью стала мысленная жуть,
Когда настигла город наш блокада:
В опорках, как в оковах, тяжек путь…
Голодный обморок… И снова голос: «Надо!»
Окопы рыли мы, как в дни Петра
Копали рвы «потешные» смутьяны
И против танков мы, как мошкара
Против слонов, сражались зло и рьяно.
И победили! Город был спасен,
Невидимой стеною обнесен.
Теперь я город познаю с трудом:
Былые улицы по-новому зловонны,
Бензиновый угар окутал всё кругом,
За вывесками не видны колонны.
Машин шикарных иноземный стиль
Мне не знаком…
Но дань отдам прогрессу –
Охотно я сажусь в автомобиль…
Чтоб где-то вдоволь походить по лесу.
Увы! В лесу нет норок для людей.
Я возвращаюсь к «бургу» (или «граду»?)
Он все же мой – герой и прохиндей.
И чужеземных мне миров не надо.
