Под Парижем, на даче, под грушами,
Вызывая в родителях дрожь,
На траве откровенными тушами
Разлеглась и лежит молодежь.
И хотя молодежь эта женская
И еще не свершила свое,
Но какая-то скука вселенская
Придавила и давит ее.
И лежит она так, босоногая,
Напевая унылый фокстрот
И слегка карандашиком трогая
Свой давно нарисованный рот.
Засмеется — и тоже невесело,
Превращая контральто в басы.
И глядишь, и сейчас же повесила
На обратную квинту носы.
А потом задымит папиросками
Из предлинных своих мундштуков,
Только вьется дымок над прическами,
Над капризной волной завитков.
И гляжу на нее я, и думаю:
Много есть достижений вокруг.
Не исчислишь их общею суммою,
Не расскажешь их сразу и вдруг.
Много темного есть в эмиграции,
Много темного есть и грехов.
Одного только нет в эмиграции…
В эмиграции нет женихов.
