С пор как взмыл, послушный Константину,
Орел противу звезд, которым вслед
И Он встарь парил за тем, кто взял Лавину,
Господня птица двести с лишним лет
На рубеже Европы пребывала,
Близ гор, с которых облетела свет;
И тень священных крыл распростирала
На мир, который был во власть ей дан,
И там, из длани в длань, к моей ниспала.
Был кесарь я, теперь — Юстиниан;
Я, Первою Любовью вдохновленный,
В законах всякий устранил изъян.
Я верил, в труд еще не погруженный,
Что естество в Христе одно, не два,
Такою верой удовлетворенный.
Но Агапит, всех пастырей глава,
Мне свой урок преподал благодатный
В той вере, что единственно права.
Я внял ему; теперь мне так понятны
Его слова, как твоему уму
В противоречье ложь и правда внятны.
Я стал ступать, как церковь; потому
И бог меня отметил, мне внушая
Высокий труд; я предался ему,
Оружье Велисарию вверяя,
Которого господь в боях вознес,
От ратных дел меня освобождая.
Таков ответ на первый твой вопрос;
Но надо, чтоб, об этом повествуя,
Еще немного слов я произнес,
Всю правоту тебе живописуя
Тех, кто подвигся на священный стяг,
Его присвоив или с ним враждуя.
Взгляни, каким величьем всякий шаг
Его сиял; чтоб он владел державой,
Паллант всех прежде кровию иссяк.
Ты знаешь, как он в Альбе величавой
Три века ждал, чтоб на ее полях
Три против трех вступили в бой кровавый;
И что он сделал при семи царях,
От скорби жен сабинских до печали
Лукреции, в соседях сея страх;
Что сделал он, когда его вздымали
На Бренна и на Пирра и подряд
Властителей и веча покоряли, —
За что косматый Квинций, и Торкват,
И Деции, и Фабии доныне
Прославлены, и я почтить их рад.
Он ниспроверг арабов в их гордыне,
Вслед Ганнибалу миновавших склон,
Откуда, По, ты держишь путь к равнине.
Он видел, как Помпеи и Сципион
Повиты юной славой и крушима
Вершина, под которой ты рожден.
Пока то время близилось незримо,
Когда свой облик твердь земле дала,
Им Цезарь овладел, по воле Рима.
От Вара к Рейну про его дела
Спроси волну Изары, Эры, Сенны
И всех долин, что Рона приняла.
А что он сделал, выйдя из Равенны
И минув Рубикон, — то был полет,
Ни словом, ни пером не изреченный.
Он двинул на Испанию поход;
Затем к Дураццо; и в Фарсал вонзился,
Исторгнув стон у жарких Нильских вод;
Антандр и Симоэнт, где встарь гнездился,
Увидел вновь, и Гекторов курган,
И вновь, на горе Птолемею, взвился.
На Юбу пал, как грозовой таран,
И вновь пошел на запад ваш, где к брани
Опять взывали трубы помпеян.
О том, чем был он в следующей длани,
Брут лает с Кассием в Аду, скорбят
Перузий с Мутиной, полны стенаний.
И до сих пор отчаяньем объят
Дух Клеопатры, спасшейся напрасно,
Чтоб смерть ей дал змеиный черный яд.
Он долетел туда, где море красно;
Он подарил земле такой покой,
Что Янов храм был заперт повсечасно.
Но все, что стяг, превозносимый мной,
Свершил дотоле и свершил в грядущем
Для подданной ему страны земной, —
Мрак и ничто, когда умом нелгущим
И ясным оком взглянем на него
При третьем кесаре, его несущем.
Живая Правда, в длани у того,
Ему внушила славный долг — сурово
Исполнить мщенье гнева своего.
Теперь дивись, мое услышав слово:
Он с Титом вновь пошел и отомстил
За отомщение греха былого.
Когда же лангобардский зуб язвил
Святую церковь, под его крылами
Великий Карл, разя, ее укрыл.
Суди же сам о тех, кто с их грехами
Помянут мной, суди об их делах,
Первопричине всех несчастий с вами.
Тот — всенародный стяг втоптал во прах
Для желтых лилий, тот — себе присвоил;
Чей хуже грех — не взвесишь на весах.
Уж пусть бы гибеллин себе устроил у
Особый стяг! А этот — не для тех,
Кто справедливость и его — раздвоил!
И гвельфам нет надежды на успех
С их новым Карлом; львы крупней ходили,
А эти когти с них сдирали мех!
Уже нередко дети слезы лили
За грех отца; и люди пусть не ждут,
Что бог покинет герб свой ради лилий!
А эта малая звезда — приют
Тех душ, которые, стяжать желая
Хвалу и честь, несли усердный труд.
И если цель желаний — лишь такая
И верная дорога им чужда,
То к небу луч любви восходит, тая.
Но в том — часть нашей радости, что мзда
Нам по заслугам нашим воздается,
Не меньше и не больше никогда.
И в этом так отрадно познается
Живая Правда, что вовеки взор
К какому-либо злу не обернется.
Различьем звуков гармоничен хор;
Различье высей в нашей жизни ясной —
Гармонией наполнило простор.
И здесь внутри жемчужины прекрасной
Сияет свет Ромео, чьи труды
Награждены неправдой столь ужасной.
Но провансальцам горестны плоды
Их происков; и тот вкусит мытарства,
Кому чужая доблесть злей беды.
Рамондо Берингьер четыре царства
Дал дочерям; а ведал этим всем
Ромео, скромный странник, враг коварства.
И все же, наущенный кое-кем,
О нем, безвинном, он повел дознанье;
Тот на десять представил пять и семь.
И, нищ и древен, сам ушел в изгнанье;
Знай только мир, что в сердце он таил,
За кусом кус прося на пропитанье, —
Его хваля, он громче бы хвалил!»
