Расправясь со мной как с вещью, Вы для меня сами стали вещь, пустое место, а я сама на время — пустующим домом, ибо место которое Вы занимали в моей душе было не малó.<…>
Живите как можете — Вы это тоже плохо умеете — а с моей легкой руки, кажется, еще хуже, чем до меня — Вам как мне нужны концы и начала, и Вы как я прорываетесь в человека, сразу ему в сердцевину, а дальше — некуда.
Для меня земная любовь — тупик. Наши сани никуда не доехали, всё осталось сном.
Я неистощимый источник ересей. Не зная ни одной, исповедую их все. Может быть и творю.
Нам с вами важно условиться, договориться и — сговорившись — держать. Ведь, обычно, проваливается потому, что оба ненадёжны. Когда один надёжен — уже надежда. А мы ведь оба надёжны, Вы и я.
— Никогда не уступаю желанию, всегда — причуде. От сильных своих желаний мне как-то оскорбительно, от причуды — весело.
В желании я — раб, в причуде — царь.
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, Ты не скажешь строго:
— «Терпи, ещё не кончен срок».
Ты сам мне по́дал — слишком много!
Я жажду сразу — всех доро́г!
Есть женщины, у которых по чести, не было ни друзей, ни любовников: друзья слишком скоро становились любовниками, любовники — друзьями.
Забота бедных: старое обратить в новое, богатых: новое — в старое.
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на темном, на косноязычном
Языке людском зовется — Жизнь.
Очарование: отдельная область, как ум, как дар, как красота — и не состоящая ни в том, ни в другом, ни в третьем. Не состоящее, как они несоставное, неразложимое, неделимое.
Я никогда не понимаю, что я в жизни человека.
(Очевидно — ничто. 1932 г.)
Моя любовь к тебе раздробилась на дни и письма, часы и строки.
«Острых чувств» и «нужных мыслей»
Мне от Бога не дано.
Нужно петь, что всё темно,
Что над миром сны нависли…
— Так теперь заведено. —
Этих чувств и этих мыслей
Мне от Бога не дано!
Творчество поэта только ряд ошибок, вереница вытекающих друг из друга отречений. Каждая строка — будь то вопль! — мысль работавшая на всем протяжении его мозга.
До убедительности, до
Убийственности — просто:
Две птицы вили мне гнездо:
Истина — и Сиротство.
Мальчишескую боль высвистывай,
И сердце зажимай в горсти…
Мой хладнокровный, мой неистовый
Вольноотпущенник — прости!
— «Погоди, сволочь, когда ты будешь кошкой, а я барыней»…
(Воображаемое начало речи кошки — мне.)
Не люби, богатый, — бедную,
Не люби, ученый, — глупую,
Не люби, румяный, — бледную,
Не люби, хороший, — вредную:
Золотой — полушку медную!
Счастливому человеку жизнь должна — радоваться, поощрять его в этом редком даре. Потому что от счастливого — идет счастье.
Долго — долго, с самого моего детства, с тех пор, как я себя помню — мне казалось, что я хочу, чтобы меня любили.
Теперь я знаю и говорю каждому: мне не нужно любви, мне нужно понимание. Для меня это — любовь. А то, что Вы называете любовью (жертвы, верность, ревность), берегите для других, для другой, — мне этого не нужно.
Этого не говорят, но мне всегда хочется сказать, крикнуть: «Господи Боже мой! Да я ничего от Вас не хочу. Вы можете уйти и вновь прийти, уйти и никогда не вернуться — мне всё равно, я сильна, мне ничего не нужно, кроме своей души!»
Бонапарта я осмелилась бы полюбить в день его поражения.
Вам удалось то, чего не удавалось до сих пор никому: оторвать меня не от: себя (отрывал всякий), а от: своего.
Тире и курсив, — вот единственные, в печати, передатчики интонаций.
Поэты — единственные настоящие любовники женщин.
У моды вечный страх отстать, то есть расписка в собственной овечьести.
Пушкинскую руку жму, а не лижу.
Нет маленьких событий. Есть маленькие люди.
Воспоминанье слишком давит плечи,
Я о земном заплачу и в раю,
Я старых слов при нашей новой встрече
Не утаю.
Брак, где оба хороши — доблестное, добровольное и обоюдное мучение (-чительство).
Обвела мне глаза кольцом
Теневым — бессонница.
Оплела мне глаза бессонница
Теневым венцом.
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи нá сердце…
Книгу должен писать читатель. Лучший читатель читает закрыв глаза.
Мне сон не снится, я его сню.
Чего я от тебя хочу, Райнер? Ничего. Всего. Чтобы ты позволил мне каждое мгновение моей жизни устремлять взор к тебе — как к вершине, которая защищает (некий каменный ангел-хранитель!). Пока я тебя не знала — можно было и так, но сейчас, когда я тебя знаю, — требуется разрешение.
Ибо моя душа хорошо воспитана.
Француженки не стесняются открывать шею и плечи (и грудь) перед мужчинами, но стесняются это делать перед солнцем.
Это жизнь моя пропела — провыла —
Прогудела — как осенний прибой —
И проплакала сама над собой.
Когда люди, сталкиваясь со мной на час, ужасаются тем размером чувств, которые во мне вызывают, они делают тройную ошибку: не они — не во мне — не размеры. Просто: безмерность, встающая на пути. И они может быть правы в одном только: в чувстве ужаса.
И слеза ребенка по герою,
И слеза героя по ребенку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз…
Глупое одиночество от того, что никто не вспомнил дня ваших именин (17-го июля — сама не вспомнила!)
Творчество — общее дело, творимое уединенными.
Танго! — Сколько судеб оно свело и развело!
Нам дано прожить вместе целый кусок жизни. Проживем же его возможно лучше, возможно дружнее.
Для этого мне нужно Ваше и свое доверие. Будем союзниками. Союзничество (вопреки всему и через всех!) уничтожает ревность.
Это начало человечности, необходимой в любви. «Не на всю жизнь». — Да, но что на всю жизнь?! (Раз жизнь сама «не на всю жизнь» — и слава Богу!)
Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.
Любовь побеждает все, кроме бедности и зубной боли.
Бездарна женщина: когда не любит (никого), когда не любит тот, кого она не любит.
А вечно одну и ту ж —
Пусть любит герой в романе!
Жизнь: ножи, на которых пляшет
Любящая.
Когда я пишу лёжа, в рубашке, приставив тетрадь к приподнятым коленям, я неизбежно чувствую себя Некрасовым на смертном одре.
К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?! —
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
Не даром я так странно, так близко любила ту вышитую картину: молодая женщина, у её ног двое детей,— девочки.
И она смотрит — поверх детей — вдаль.
Когда люди так брошены людьми, как мы с тобой — нечего лезть к Богу — как нищие. У него таких и без нас много!
Есть нелюбовные трагедии и в природе: смерч, ураган, град. (Град я бы назвала семейной трагедией в природе).
— Единственная любовная трагедия в природе: гроза.
Сердце выметено: метлою
Улица в шесть утра.
Пусть не помнят юные
О согбенной старости.
Пусть не помнят старые
О блаженной юности.
Око зрит — невидимейшую даль,
Сердце зрит — невидимейшую связь.
Ухо пьёт — неслыханнейшую молвь.
Над разбитым Игорем плачет Див.
Любовность и материнство почти исключают друг друга. Настоящее материнство — мужественно.
Белизну я воспринимаю не как отсутствие цвета, а как присутствие.
Слава! Я тебя не хотела;
Я б тебя не сумела нести…
Смеяться и наряжаться я начала 20-ти лет, раньше и улыбалась редко.
Я не знаю человека более героичного в ранней юности, чем себя.
Мёртвые — хоть — спят!
Только моим сна нет —
Снам! Взмахом лопат
Друг — остановимте память!