Мне без тебя минута — как столетье.
Но целый век — как миг, когда с тобой.
Вселенский опыт говорит, что погибают царства не оттого, что тяжек быт или страшны мытарства. А погибают оттого, что люди царства своего не уважают больше.
Мы сами себе сочиняем и песни, и судьбы,
И горе тому, кто одернет не вовремя нас.
Шли столетья по России, бил надежды барабан. Не мечи людей косили — слава, злато и обман.
Все кончается в срок. Лишней крови хватает. Род людской ведь не сахар: авось не растает.
Давайте жить, во всем друг другу потакая, — тем более что жизнь короткая такая.
Жизнь длиннее, чем надежда, но короче, чем любовь.
Что бы ни было там, как бы ни было там и чему бы нас жизнь ни учила, в нашем мире цена на любовь да на ласку опять высоко подскочила.
Чувство меры и чувство ответственности не присущи посредственности.
Сладость жертвы и горечь вины им тоже не свойственны и не даны.
Наша жизнь — ромашка в поле,
пока ветер не сорвет…
Дай Бог воли, дай Бог воли,
остальное заживет.
Я совершил массу глупостей, впрочем, как всякий нормальный человек.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
справедливей, милосерднее и праведней она.
Искусство все простить и жажда жить — недосягаемое совершенство.
Мелодия, как дождь случайный, гремит и бродит меж людьми.
Иногда хочется кричать, да хорошее воспитание не позволяет.
Мгновенно слово. Короток век. Где ж умещается человек? Как, и когда, и в какой глуши распускаются розы его души? Как умудряется он успеть свое промолчать и свое пропеть, по планете просеменить, гнев на милость переменить?
Чем дальше живем мы, тем годы короче, тем слаще друзей голоса.
И друзей созову, на любовь свое сердце настрою. А иначе зачем на земле этой вечной живу.
Благородство — это же не звание, не золото, не положение в свете, а свет — в крови.
Моя Родина – мой последний дом, все грехи твои на себя возьму.
От предназначенного свыше тоже нужно уметь отдыхать!
Разлука — вот какая штука:
не ожидая ничего,
мы вздрагиваем не от стука,
а от надежды на него.
Если бы было две жизни, можно было бы одну посвятить напрасным сожалениям и скорби. Но она одна.
Наша жизнь — это зал ожидания
от младенчества и до седин.
Сколько всяких наук выживания,
а исход непременно один.
Не делайте запасов из любви и доброты
И про черный день грядущий не копите милосердие.
Не обещайте деве юной любови вечной на земле.
Две вечных подруги — любовь и разлука —
Не ходят одна без другой.
Святая наука — расслышать друг друга.
О, были бы помыслы чисты! А остальное все приложится.
Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…
Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.
Все хотят, чтобы что-нибудь произошло, и все хотят, как бы чего-нибудь не случилось.
Погода что-то портится,
тусклее как-то свет.
Во что-то верить хочется,
да образцов все нет.
Не в другом, а в себе побеждайте врага — вот и станете вы человеком.
Мгновенна нашей жизни повесть…
Когда я кажусь себе гениальным, я иду мыть посуду.
И был тот крик далек-далек
и падал так же мимо,
как гладят, глядя в потолок,
чужих и нелюбимых.
Лучшие времена – это те времена, которые могут наступить, но почему–то никогда не наступают.
Все влюбленные склонны к побегу
по ковровой дорожке, по снегу,
по камням, по волнам, по шоссе,
на такси, на одном колесе,
босиком, в кандалах, в башмаках,
с красной розою в слабых руках.
Что ни век — всё те же нравы, ухищренья и дела…
Умение видеть далеко не всегда приносит счастье.
На белый бал берез не соберу.
Холодный хор хвои хранит молчанье.
Кукушки крик, как камешек отчаянья,
все катится и катится в бору.
До свидания, мальчики! Мальчики,
постарайтесь вернуться назад.
Жаль, что молодость пропала, жаль, что старость коротка.
Все теперь уж на ладони, лоб в поту, душа в ушибах.
Но зато уже не будет ни загадок, ни ошибок, только ровная дорога,
только ровная дорога до последнего звонка.
Две жизни прожить не дано…
Что сделать, чтобы он не начал мною тяготиться? Я что, должна быть всегда весела? Умна? Словоохотлива? Грустна? Молчалива? Загадочна? Бесхитростна? Обворожительна? Сварлива?…
деньги – такой предмет, который всегда торопится не к тем, кому он необходим крайне.
По одежке встречают, а по уму выпроваживают.
в нашей глуши при его одиночестве и беспомощности можно было влюбиться даже в осину
Представляю себе, как бы я стал топить, к примеру, ну хотя бы Катеньку Лапшину! Да она сама меня утопила бы при
ее росте, бюсте и темпераменте.
Неужто и впрямь человеческий организм рассчитан на точное количество страданий и порывов, а что сверх того – уже свыше сил?