Все, что трепещет иль дремлет
В тайном кругу бытия,
Строго от века объемлет
Мера моя.
Слитность и вздох одинокий,
Колос и цвет на лугу —
Смертные грани и сроки
Я стерегу.
Тот, кто в незнаньи беспечен,
Тот, кто прозреньем томим —
Каждый незримо отмечен
Знаком моим…
Правя земною игрою,
Вскинув-смиряя волну,
Я разрушаю и строю,
Сею и жну.
Солнце в светающем небе,
Искра в ночной тишине —
Каждый раскрывшийся жребий
Замкнут во мне.
Грянув, как молот суровый,
В вечном и тщетном бою,
Я расторгаю оковы,
Цепи кую.
Мука влекомых на плаху,
Ласка мгновений людских,
Все умолкает по взмаху
Крыльев моих!
Ночной пилигрим
Весь преданный жару тоски ненасытной,
Плетусь я по звездам, ночной пилигрим,
Приемля их холод душой беззащитной,
Взывая к их пламени сердцем нагим.
Мерцает их слава, то кротче, то строже,
Великая полночь их сменой полна,
Но сердце, как тайна, все то же, все то же,
И боль кочевая все также одна.
Лишь вижу: напрасна молитва в пустыне,
Что с бледною дрожью слагают уста,
И горек мой посох — доныне, отныне —
Где выкован череп под знаком креста!
Лишь знаю, что в мире — две разных ступени:
Средь высей зацветший покой
И в дольней дороге от тени до тени —
Заблудший в смятении разум людской!
Ночная песня
Раскинуло свой звездный невод Время
В полночный омут яслей и могил,
И дольний мир, как благостное бремя,
Безвестной чащей сердце обступил.
И не уйти всей яви дней от ловли,
Что в безднах мира длится век и век,
Взошел ли миг, погас ли век, готов ли
Стать трепетной добычей человек.
Скользит челнок вдоль смертных побережий,
Где час вспоил свой краткий цвет в пыли,
Чтоб вдруг вовлечь в таинственные мрежи
Все прихоти, все жребии земли.
Осенняя песня
Люблю средь леса, в час осенний,
Под грустный шум,
Внимать волнению и пени
Пустынных дум…
Распались замки, тлеют своды
В глухом огне,
Чей тонкий дым венчает годы
И сны во мне…
Прошли зеленые потемки,
Их звон утих…
И гнется с треском стебель ломкий
У ног моих.
Пустынны в гаснущем наряде
Ряды берез,
Где зыблет ветер мох, как пряди
Седых волос…
И блеск и звон, цветы и травы
Судьба сожгла,
И в дымном храме вешней славы —
Зола, зола…
Едва они уйдут, борцы и властелины
…Едва они уйдут, борцы и властелины,
Как юрко проползет по их следам, как тать,
К орлиным гнездам карлик из долины —
И кто поможет бремя жизни приподнять?!
Их голос громовой умолкнет глухо, жалко…
Живую весть с наджизненных высот
Людская память, сонная весталка,
Как праздное сказанье переймет…
И скоро вздорный внук, весь в дедовском наряде,
На чахлый лоб надвинув шлем его,
Пойдет расхаживать на пошлом маскараде…
Великий,— вот удел величья твоего!..
Осенью
Брожу один усталым шагом
Глухой тропинкою лесной…
Певучий шелест над оврагом
Уже не шепчется со мной…
Синеют дали без привета…
Угрюм заглохший круг земли…
И, как печальная примета,
Мелькают с криком журавли…
Плывет их зыбкий треугольник,
Сливаясь с бледной синевой…
Молись, тоскующий невольник,
Свободе доли кочевой!
Отторженность
Все в смертной доле двойственно,
Случайностью живет,—
Лишь низости несвойственно
Сверкнуть лучом высот.
Нам в мире все возможности
Для подвига даны,—
Стезею осторожности
Влачиться мы должны!
Всем жаром нашей малости
Мы требуем любви,
Но губим все без жалости
И мечемся в крови.
Плывет наш день медлительно
В неведеньи конца,—
Лишь светлый сон недлительно
Баюкает сердца…
В мучительном томлении
Мы ищем полноты,
Но строим жизнь в дроблении
Усилья и мечты…
Отчаяние
Кругом весь день стояла тишина…
И будто в муке трудной замирая,
Кляня свой жребий, стыла грудь живая,
И каждый миг был миг мучительного сна.
К пустынным небесам струился дым долин,
Слагаясь в смерчи, в сумрачные зданья,
И каждый был в слезах, и каждый был один,
И трепетал от страха и незнанья…
Порою лист на землю упадал,
И, точно в час подкравшейся недоли,
С безумием в глазах, дрожал и стар и мал
В глухом огне своей последней боли…
И в ужасе, сковавшем все сердца,
Оцепенелый мир алкал освобожденья,
Разъятия железного кольца,—
Но не было ни смерти, ни рожденья.
Памяти Скрябина
Живой тоске не нужно больше слез…
Глухим прибоем дышит у могилы
Ушедшего теченье пестрых дней,
Но вещий дух, как радуга живая
В росе эемли, цветет бессмертно в нас…
С тех пор, как плакал колокол угрюмый,
Уже глубоко мир преобразился
И трепетно — до сердца своего —
Земля свои законы изменила,
И правит жизнью новая судьба.
Но в Нем, чья доля — прах в глухом гробу,
Не больше ли могучего деянья,
Чем в нас, свой жребий алчно создающих,
Тоскующих по солнце беззакатном,
Чтоб наконец был долог русский день?
И если б кто был послан отвалить
Тяжелый камень, гроб Его замкнувший,
Он в темном прахе Смерти не нашел бы…
Почивший Зодчий в вечности воскрес
И ширит в жизни звездное сиянье,
Стезю бессильных в мощь преображая…
Он с нами был средь трудной тени утра,
Он нам предрек лазурь и глубь полудня,
Он будет нам вечернею звездой —
И в сиром сердце нет ненужных слез!
Памяти Герцена
Велик был в жизни клич его громовый
К восстанию униженных земли —
И вот уже от молний правды новой
Венцы — во прахе, скипетры — в пыли!
И вот уже от дум его бессонных,
Где пестовал он славу бытию,
Светло восходит солнце обделенных
И закален час истины — в бою!
Он жил в плену, но в мире всепобедней
Рать малых мира шла на торжество,
И в час возмездья Первым стал Последний
И не преидет царствие его!
Пусть с верой в солнце правды беззакатной
В глухом гробу он ранее остыл,
Чем пал на мир тот молот благодатный,
Что им впервые грозно вскинут был.
Но вещий дух и сердце на чужбине
На жертвенник свободы возложив,
В свершении надежд своих отныне
Ликующе он в нас пребудет жив…
Пройдут века, погаснет срок за сроком —
Не отцветут зацветшие поля!
Он победил в гробу своем далеком…
Свят прах его, легка ему земля!
Перевал
Пока наш день и светел и росист
И ум пылает замыслом рассветным,
Мы всей душой, как вешний нежный лист,
Впиваем луч с упорством беззаветным…
В уступах Утра много ступеней,
И много сил у жизненного чуда,
Чтоб нам уйти от ужаса теней,—
Не спрашивать, зачем, куда, откуда…
И вот бегут певучие часы,
Вот пламя в сердце, звучность в каждом слове,
И свой расцвет у каждой полосы,
Как если б мир раскрылся к жизни внове…
Но в каждый миг мы ближе к высоте,
Где ждет нас полдень, отдых перевала,
Где на раздельной каменной черте
Иных морей зеркальность задрожала…
Здесь в первый раз простор необозрим,—
И в первый раз, у грани поворота,
Над всем, что было-будет, мы парим
На краткий миг, как капли водомета…
Но миг прошел, и нам уже нельзя
Внимать речам полуденного звона,
И видим мы, как падает стезя
В томительных извилинах уклона…
Вдали, внизу, — на темном горном дне,—
Как серый желоб, тянется ущелье,—
И трудно нам на каждой крутизне,
И молкнет крик недавнего веселья…
Памяти Александра Цатуриана
Он жил средь нас, тая в груди горячей
Святое пламя песни, в чьей тоске
Нерасторжимой тканью сочетались
Земные сестры, Горе и Надежда,
Звон вечера и утренней зари…
Сын горечи, он шел со светлым сердцем,
Предчувствием врачуя боль пути,
И дух его, пекущийся о правде,
Сквозь страх за жизнь лелеял веру в жизнь.
Вот почему, у тайной грани гроба,
Как сеятель в полях земли родной,
Принес он кротко к житнице вселенской,
В дар бытию, горсть зерен полновесных.
Суровый рок вложил в его свирель
Печаль армян в недоле вековой,
И дух его возникнет вновь, как цвет,
В тот час, когда из пепла вновь воскреснет
Армения, тот жертвенник, куда
Он возложил всю любящую душу
И грустный звон напева своего.
Песня
Изведав тишь, познав тревогу,
Земли земную череду,
Я снова изгнан в путь-дорогу
И вновь я, в пламени, бреду…
Как крестным знаком, огневица
Коснулась моего чела.
Я знаю, день испепелится
И будет сердце, как зола…
Но как ни горек путь мой ясный,
Я донесу до первых звезд
Живой огонь тоски безгласной,
Скорбь-ликованье, цветокрест!
Передо мной все тот же шум глухой
Передо мной все тот же шум глухой,
Дитя знакомого смятенья,
Все тот же яростный прибой,
Упорный, как огонь сомненья,
Все тот же сон на берегах…
Все те же сосны вековые
Стоят, как стражи на часах,
Все тот же прежний ряд холмов,
Волной сметенных океана,
Все тот же давящий покров
Осенней ночи и тумана.
Поздние думы
Плывут, дымятся облака
В осенний серый час…
Ни малой искры, ни цветка,
Насколько видит глаз…
Пришла пора пустынная,
Дневной пожар погac!
У темной грани помнят все,
Что где-то был рассвет,
Что яркий день пылал в росе,
Лелеял рост и цвет,—
Гудел живыми вихрями,
Которых больше нет…
И вот — поет осенний шум,
Что полдень оскудел,
И горек трепет поздних дум
Тому, кто даже смел,
Но больше всех — безумному,
Что счастье проглядел!
И вот — раскрылся дым ночной,
Что гасит все не в срок,
Своей беззвездной пеленой
Все небо заволок,
И горько сердцу ведомо,
Что день уже далек…
Отхлынул день, и тщетно взор
Глядит ему вослед,—
Разорван праздничный убор
И шумных пиршеств нет,—
На всякий вздох в безмолвии
Безмолвие — ответ…
Песня юродивого
Не быстрее ног ходули,
И не трутням божий улей!
Все мы в далях правды ищем,
Правда здесь, в уделе нищем —
Петь бездольных побоюсь ли —
Ведь на то и гусли!
Я любил ходить на свадьбы —
Ах, еще раз побывать бы!
А бывал я и на тризне,
Но пою я лишь о жизни,
И ни скудости, ни смерти,
Вы, как я, не верьте!
Знал я зной и знаю холод,
Стар вчера, а ныне молод,
И за скорбь земли былую
Трижды землю я целую
И земной былинке всюду
Я молюсь, как чуду…
Дан простор земных распутий,
Чтоб цвели века в минуте —
Воет в поле час метели,
Чтоб звучал лишь май в свирели,
Дремлет ночь в земном просторе,
Чтоб всходили зори…
Поклонение земле
С.А. Полякову
Кончая день, в вечернем свете,
Гляжу все чаще на зарю
И, как мулла на минарете,
Молитву громкую творю…
Земной поклон стране восточной,
Ее безбрежности хвала,
Что в сумрак мира в час урочный
Живое солнце привела!
Хвала безоблачному югу
За синий полдень, трудный зной,
Что дал цветы земному лугу
И долгий свет борьбе земной…
Хвала, хвала безмерной дали
Великих западных миров
За щедрый дар живой печали
И тишь жемчужных вечеров…
Хвала и звездному простору
Пустынных северных полей,
Что дал тоскующему взору
Огни полуночи своей!
Кончая день, борьбу живую,
Объятый кроткой тишиной,
Я славлю Бога и целую
С земным поклоном прах земной…
Стучись, упорствуя, Кирка
Стучись, упорствуя, Кирка,
В глухую грудь земли, пока
Не зацветут тебе века…
Пусть горек, сир и мал твой труд,
Но есть у грани тайных руд
Рубин живой и изумруд…
Но, роя прах, дробя пласты,
Не сетуй с болью, что не ты
Войдешь в сверканье полноты…
И ты лишь знай, лишь кротко верь,
Что в мире плача и потерь
Твой трудный трепет — только дверь…
Твой древний звон — твой жребий весь,
А сбудется средь звезд, не днесь,
Что ты упорно строишь здесь…
Предвижу разумом крушенье
Предвижу разумом крушенье
Всех снов — солгавший мир в пыли!
И вновь предчувствую свершенье
Всех тайных чаяний земли…
Пусть смешан пепел с каждым жаром,
Пусть тлен венчает каждый цвет,
Но миг минувший цвел недаром,
Недаром в пламя был одет.
Весь подвиг дней в борьбе упорной,
Как след случайный на песке,
Но бьется сердце плодотворно
В слепом алканьи и тоске…
Влача свой крест, в пути к утрате,
Где каждый сетует, сам-друг,
Всем даром терний и распятий
Преобразится смертный дух.
И зыбкой искре, слитой с тенью,—
Глухому воплю и слезе
Дано быть каменной ступенью
В людской светающей стезе!