Героический марш (Маrсiа eroica)
Памяти Н. Л. Тарасова
В снежной пустыне, при бледной луне,
Мечется Витязь на белом коне…
Скачет с угрюмым Своим трубачом,
Машет в пустыню тяжелым мечом…
Глухо и скорбно серебряный рог,
В мертвом безмолвии белых дорог,
Будит полуночный дремлющий мир,
Сирых и скорбных зовет на турнир…
Дико и сумрачно конь Его ржет,
С дрожью таинственной клич узнает,
Рвется, трепещет, встает на дыбы,
Ждет не дождется разгула борьбы…
Глухо ответствуя, льется в простор
Пение труб, повторяющих сбор…
Искрится, зыблется лунная мгла,
Дрогнула полночь, вся ночь ожила…
В снежной пустыне, средь лунных огней,
Белые всадники гонят коней…
Слышится с запада посвист лихой…
Близится с севера топот глухой…
Мчатся-сдвигаются с пеньем рогов,
В скорбном побоище вихри врагов…
Снежным туманом дымятся поля…
Белым пожаром объята земля!
Только темнеет луна в небесах,
Только взрывает серебряный прах,
Грозно сойдясь — лезвием к лезвию —
Белая Конница в белом бою…
________________
Маrсiа eroica — Героический марш (ит.).
Лесной водопад
Пробил час зеркальной глади,
И беспечный сон речной
Заметался в водопаде,
Став дрожащею волной!
Вместо легкой, светлой зыби,
Что,качая день, текла,
Хлынул вал, от глыбы к глыбе,
В глубь гранитного жерла…
Дрогнул строй прибрежных елей
Рвутся, делятся стволы
В вихре снежных ожерелий,
В дымных взрывах белой мглы,
И разбился на иголки
Отблеск солнца в небесах
Дробным блеском, искрой колкой,
Озарял шумный прах.
Только грохот и тревога,
Вои поверженной волны —
Что же так хрупка у Бога
Чаша сна и тишины!
Кузнец
Кузнец упорный, что куешься
— Затвор на склеп, где тлеет ложь,
Глухую цепь, стальной засов
На рабство дел и рабство снов,
Несокрушимо-крепкий щит
От слез, насилья и обид!
— Отныне взрыл мой звонкий труд
В земле безмерность божьих руд,
И юной мощью рук моих
Я должен выковать из них,
Как мне назначил мой Творец,
Державу, скипетр и венец.
— Уже красна в моем огне
Вся сталь, что Зодчий вверил мне,
Но, груз полос моих дробя,
Я впредь венчаю сам себя,
И с гордым трепетом кую
Свой миг и час, судьбу свою!
Аминь! Из пепла мир возник!
Он весь, как девственный рудник,
Открыт упорству твоему,
И пусть твой горн, служа ему,
Цветет в веках, как свет живой,
И — да святится Молот твой!
Круг вековечный
Валерию Брюсову
Близится ночь к рассвету…
Ясен шелест листвы…
Строится стебель к цвету,
Цвет лишь ждет синевы…
Ширит заря тревогу,
Зыбко искрясь в пыли…
Тянется сердце к Богу
С темным вздохом земли…
Льется, как пламя, в воды
Синий, радостный день —
Холит земные всходы,
В полдень, светлая тень…
Все, что цвело-боролось,
К часу тайного сна
Вскинулось ввысь, как колос,
С малой данью зерна…
Клонится путь к ночлегу,
Меркнет и тень и зной…
Слава дневному бегу!
Слава тайне ночной!
Мой щит
Витязь Тайной Дали,
Стоек я в бою —
Древний щит из стали
Кроет грудь мою…
В поясе средины
Выкован на нем
Строгий лик орлиный,
Дышащий огнем…
И над ним чеканно —
Мой старинный герб —
Свиты вязью странной
Лилия и Серп.
И вкруг них, вдоль края,
Как венец литой,
Тянутся, сверкая
Огненной чертой —
Ярче, чем средь мрака
Ожерелье звезд,
Три великих знака —
Молот, Посох, Крест.
Метель
Чу! Ширь глухая вдруг завыла!
Вот зыбкий вихрь мелькнул в кустах,
И, будто с жалобой унылой,
Клубясь, гудя, взрывая прах,
Как белый призрак, мчится, пляшет,
Вдруг длинный саван распояшет
И обовьет им кровли хат,
И глухо-глухо бьет в набат…
Но сладость есть и в диком вое
Вдруг встрепенувшейся зимы,
Как жутко-сладок шелест тьмы,
И любо сердце роковое,
В чьем сумраке безвестный час
Над грозной бездной водит нас!
Море и капля
Море и капля, как колос и цвет,
Дышат, свершая все тот же завет,
В мире прядущий зиму и зной,
Вихрь и дремоту ветки лесной…
В ткани предвечной людские дела…
Чудо — наш Кормчий, мы — взмахи весла…
В трепете вечном — трепет минут…
Благости вечной годы цветут…
Час человека подобен волне…
Знаешь ли, смертный, в ночной глубине,
Встретив молитвой звездную тишь,
Чьими устами ты говоришь?
В блеске полудня, где час полноты
В мире Голгофы вскрывает цветы,
Знаешь ли странник, в труде и борьбе
Чья неземная дума в тебе?
Молот
Падает с лязгом Молот стальной
В смертной, упорной руке,
Грузно взрывая мерной волной
Гул вдалеке…
Строя, чеканя темный свой сплавъ
В горестной малости сил,
Слепо ковал он, слепо создав,
Зданье дробил…
И, содрогаясь в трудных лучах,
Тратя во тьме ли свой жар,
Знал ли, что Богу каждый был взмах,
Каждый удар?
В мире взрывая искры сквозь тень,
С грохотом Молот стальной
Грузно готовит часу ступень
В храм неземной…
Дробность во прахе замкнутых руд,
(Смертное сердце, заметь!)
Должен средь смуты времен его труд
Преодолеть…
Должен он славу дня Твоего
Трепетом сирым обнять,
Боже! Но вечность — бремя Его,
Миг — рукоять!
На отмели
Божий мир для нас — как море…
Мы на темном берегу
Глухо плачем о просторе,
Кто на радость, кто на горе,
Каждый — в замкнутом кругу…
Здесь, в истоме повседневной,
Счет изведанных часов…
Там — разгул свободы гневной,
Вечно новой и напевной,
Трепет смелых парусов…
Тщетно нашу мысль уводит
К синим далям дальний дым,
Тщетно кровь кипит и бродит, —
Наша молодость проходит
В споре с сердцем молодым…
Мы живем в плену суровом,
Вечно в той же полумгле,
Где печаль о часе новом
Лишь смущает тщетным зовом
Сон прикованных к земле…
Ослепленными очами
Мы глядим, рабы теней,
В мир, сверкающий пред нами,
Расширяя только снами
Жребий малости cвoeй!
Мощь малости
Константину Бальмонту
Мыслю все чаще
В свете мгновенья —
Выше и слаще
Путь отреченья!
Замыслы ломки,
Счастие хило…
В серой котомке —
Правда и сила…
Думы безродных
В мире утраты
Знаньем свободных
Будут богаты…
В далях вселенной
Встретит бездомный
Мир неизменный,
Свет незаемный…
В пору недоли
В сердце усталом
Будут без боли
Слезы о малом…
Горечь тревоги
Воля осудит —
В смертной дороге
Смерти не будет!
На поле Ватерло
Склонись с тоскою всякое чело —
Пасется Мир в равнине Ватерло!
Где до небес рычал сраженный лев,
Стоят теперь корыто, ясли, хлев,
Шумит трава, и, в час иных забот,
Проходит плуг, и бродит мелкий скот…
Где грозно смерть гнала свою метель,
Теперь пастух поет в свою свирель…
Что в гордом сне замыслил Человек,
Смела гроза, суровый меч рассек!
Что ж, сердце, с болью мечешься в груди!
Тужи, но знай — Пустыня впереди…
Умолкнет в мире всякая молва…
На все прольет свой скорбный шум трава,
Склонив к покою каждое крыло —
Как этот мир в равнине Ватерло!
На пороге ночи
В вечерней мгле теряется земля…
В тиши небес раскрылось мировое,
Где блещет ярче пламя бытия,
Где весь простор — как празднество живое!
Восходят в высь, в великий храм ночной,
Недвижных туч жемчужные ступени,
И тяжко нам, на паперти земной,
Сносить тоску изведанных мгновений…
Со всех сторон ночная даль горит,
Колебля тьму пред взором ненасытным…
Весь божий мир таинственно раскрыт,
Как бездна искр, над сердцем беззащитным…
Живой узор из трепетных огней
Сплетает ночь на ризе златотканной,
И страшно сердцу малости своей,
И горек сон и плен земли туманной!
Для нас земля — последняя ступень…
В ночных морях она встает утесом,
Где человек, как трепетная тень,
Поник, один, с молитвенным вопросом…
Когда, дрожа, я мерю зачастую
Надпись А. А. Альвингу
Когда, дрожа, я мерю зачастую
Всю дрожь свою,
В тебе, поэт, все ту же боль святую
Я узнаю…
И полно сердце ревностным приветом
Душе твоей,
Чтоб был твой жребий красен пестрым цветом
Часов и дней,—
Чтоб ты умел, в дороге дольней мира,
Скорбь превозмочь,
Когда, в пыли, друг друга встретят сиро —
Душа и Ночь!
На улице
Стою один на перекрестке,
Средь шума улиц городских,
Вникая праздно в пыль и блестки,
В покой и важность лиц людских…
Какое хитрое сплетенье —
Без явной связи и межи —
И сна и горького смятенья,
Слепой правдивости и лжи.
Снуют наряды, перстни, бусы,
И жадность уст и алчность глаз,
Ханжи бродячие и трусы,
Тщета и глупость на показ.
И видны, — видны сквозь румяна
Земного счастия кроха,
Печать корысти и обмана,
Клеймо позора и греха…
Ползет чудовищем стоногим,
Чей темный голод глух и нем,
Толпа, довольная немногим,
Неутоленная ничем…
И каждый носит в сердце сонном
Свободу, ставшую рабой,
Случайность, ставшую законом,
И жребий прихоти слепой…
И жуток свет во взглядах смелых
И грозен всюду знак судьбы
На пальцах горько загрубелых,
На спинах, согнутых в горбы…
И всех равняет знаком сходства,
Приметой Божьего перста,
Одно великое сиротство,
Одна великая тщета.
Нарядно выстлав дол, взбегая на холмы
Нарядно выстлав дол, взбегая на холмы,
Красуйся, шелести, зеленый океан!
Твой радостный простор мой дух освобождает
От горькой слепоты незнанья моего,
И в полноте восторга сердце постигает
Премудрость Пахаря и Замыслов Его.
Всю горечь дней моих и боль душевных ран,
Поникнув пред Творцом, смиренно забываю,
И с шелестом твоим свой тихий вздох сливаю.
Красуйся, шелести, зеленый океан!
В полдень мы были высоко в горах —
Вместе забыли мы рыночный прах.
Все мы имели: простор впереди,
Гордую веру в груди!
В этот святой, торжествующий час
Мир был наряден и светел — для нас.
Миг торжествующий нас приобщил
Богу живому мечтаний и сил.
Напутствие
В глухом кругу пустынных дней
Будь тверд, будь скор,
Ведь много трудных ступеней
К вершинам гор…
В забвенных вихрях полноты
Замедли шаг,
У их смолкающей черты
Ты будешь наг…
И, исчерпав их хмель и шум,
В закатный миг
Ты не узнаешь гордых дум,
Ни снов своих…
И пусть прекрасен вешний луг
Росой цветов,
Их стройность древний грузный плуг
Измять готов…
И вдруг поникнет смертный сев,
Что цвел, как кровь,
И ты, светло на мир прозрев,
Ослепнешь вновь…
Где было пламя, тень падет
Вблизи, вдали,
И горько в грудь твою войдет
Вся скорбь земли.
Новогоднее видение
Высокочтимой Матери Марии
Знак неразгаданного рока
Равно клеймит и прах и цвет,
Но наши пытки лишь до срока,
Как сумрака без меры нет…
Лишь смерч и смерч нам ныне ведом,
Где мирные сады цвели,
И Демон Тьмы кровавым бредом
Сковал сурово грудь земли…
Ко благодатные созвездья
Прольют сквозь мрак свой свет на нас,
И близок, близок час возмездья
И щедрый воздаянья час…
Вот Он — грядет рассветный Витязь
В венце из радуг и зарниц —
Гонимые земли, молитесь,
Заблудшие, падите ниц!
Огненный невод
Учись у пламени живого,
Как в час ущерба вспыхнуть снова,
И в гранях полноты заметь,
Как в пепле часа должно тлеть…
Чтоб было время снова ало,
Исполни жребий искры малой,
И, пав на трут, обманешь тень,
И будешь весь — как красный день…
И в сонных гранях тьмы полночной,
Koгдa приспеет час урочный,
Змеись к дубраве в тишине,
И встанет дерево в огне…
А там, с шипеньем, в беге метком,
Струясь, звеня, по сучьям, веткам,
Сжигая боль твоих оков,
Ты расцветешь до облаков…
И дрогнув вдруг, над сном и тенью,
В просторе, преданном смятенью,
Земле поведает набат,
Как ты прекрасен и богат!
Ночные крылья
Бьет полночь… Лишь ветер угрюмый
Бушует в просторе морском…
О, древние, вещие думы,
Ваш гневный призыв мне знаком!
Как отзвуки жизни незримой,
Далекой, вселенски иной,
Вы скорбно проноситесь мимо
Забывчивой доли земной…
И зовом живым зачарован,
Я долго тоскую во мгле,
Но сердцем я горько прикован
Великою цепью к земле!
Обвеянный стройными снами,
Я снова терзаюсь в бреду,—
От жертвы в таинственном храме
На горестный рынок иду.
И молкнут живые заветы
В бесплодном земном забытьи,—
Лишь к трепетным звездам воздеты
Бессильные руки мои!
Ночью
Н.А. Подгорному
Затмила полночь тайну яви —
Раскрыла полночь тайну сна,
Но смертным грезам, их забаве,
Моя душа не предана.
В пустынной мгле, rge сердце тонет
И будто вскрыта грудь моя,
Мой детский ужас мысли гонит,
Мой дух не знает забытья…
Средь бездны, преданной дремоте,
Расторгла ночь мой смертный плен,
И вот — во мне не стало плоти,
Вокруг меня не стало стен!
И горстью праха с тьмою слитый,
Не зная яви, чуждый сну,
Я без опоры, без защиты,
В полуночном омуте тону…
И бледной искры жду, как блага,
И жду рассветного крыла,
Познав, как в мире сердце наго,
Как ночь земная тяжела!