Архив стихотворений Юргиса Балтрушайтиса

У входа в храм венец из терний,—
Святая Тень — померк в тени…
И в шуме площади вечерней
Мелькает люд, снуют огни…

Пронзая мглу струями света,
Дробятся кольца и круги,
Шипя, взвивается ракета
Изгибом огненной дуги…

И в мире звезд, в тиши их вечной,
Пылает пестрый вой и звон,
И каждый ярко, в час беспечный,
Мгновенной искрой ослеплен…

Дробясь, сплетая в ожерелье
Весь малый клад людской сумы,
Скользит полночное веселье
В безмолвной тьме, не видя тьмы…

И дышит-дышит грудь земная,
Забыв полдневную вражду,
Своей судьбы еще не зная
В ночном скудеющем бреду…

Как в мой разум беспокойный
Входит светом пенье грез,
Дикий тополь век свой стройный
В мир дробления принес…

Я свирелью многодумной
Славлю солнце в майском сне,
Он своей листвою шумной
Повествует о весне…

Если я теряю в плаче
Ясность сердца моего,
Той же грустью, лишь иначе,
Дышит шелест, речь его…

В час смятенья грозового
Стойко встретит свист и вой,
Он, как я, качает снова
Непреклонною главой…

В нем — во мне — все тот же жребий,
Долг опальных, долг живых —
Лишь тянуться к солнцу в небе,
К звездам в далях мировых…

Светает близь… Чуть дышит даль, светая…
Встает туман столбами, здесь и там…
И снова я — как арфа золотая,
Послушная таинственным перстам…

И тайный вихрь своей волною знойной
Смывает бред ночного забытья,
В мой сонный дух, в мой миг еще нестройный,
То пурпур дум, то пурпур грез струя…

И длятся-длятся отзвуки живые,
Возникшие в запретной нам дали,
Чтоб дрогнуть вдруг, волшебно и впервые,
Как весть из рая, в жребии земли…

И вот мой дух, изгнанник в мире тленья,
Бессменный раб изменчивых теней,
Тоскующе слезами умиленья
Встречает сказку родины своей…

Мы — туманные ступени
К светлым высям божьих гор,
Восходящие из тени
На ликующий простор…

От стремнины до стремнины —
На томительной черте —
Все мы гоним сон долинный,
В трудном рвеньи к высоте…

Но в дыму нависшей тучи
Меркнут выси, и блажен,
Кто свой шаг направил круче
По уступам серых стен…

Он не слышит смуты дольней,
Стона скованных в пыли,
Перед смелым все привольней
Глубь небес и ширь земли…

Дремлет каплей в океане
Мир немых и тщетных слез, —
Мудр, кто в тишь последней грани
Сердце алчное вознес!

Как Молот, вскинутый судьбой,
Ночных часов пустынный бой
Поет, что будет новый день,
Иной рассвет, иная тень…

Но Тот, Кто мигам бег судил,
Их в нить таинственную свил,
В своей великой тишине
На роковом веретене…

Часы на башне полночь бьют,
Сказанье древнее поют,
Одно и то же в беге лет
И там, где тьма, и там, где свет!

Умолк двенадцатый удар…
И что же — старый столь же стар,
И нищий нищ, как в прежний срок,
И одинокий — одинок…

Правдиво время — верен счет!
Но жизнь проходит, жизнь течет,
Клоня-склоняясь в прах и тлен
Без новизны, без перемен…

Тихо пело время… В мире ночь была
Бледной лунной сказкой ласкова, светла…

В небе было много ярких мотыльков,
Быстрых, золотистых, майских огоньков…

Искрами струился месяц в водоем,
И в безмолвном парке были мы вдвоем…

Ты и я, и полночь, звездный свет и тьма
Были как созвучья вечного псалма…

И земля и небо были, как венец,
Радостно замкнувший счастье двух сердец…

Онемело время… В мире вновь легла
Поздняя ночная тишь и полумгла…

Искрились пустынно звезды в тишине,
И пустынно сердце плакало во мне…

Был, как сон могильный, скорбен сон долин,
И в заглохшем парке плелся я один.

На глухих дорогах мертвенно белел,
Пылью гробовою, бледный лунный мел…

В небе было много белых мотыльков,
Медленных, холодных, мертвых огоньков…

Полдень… Меры нет простору!
Высь и долы — круг огня…
Весела дорога в гору,
К золотой вершине дня!

В юном сердце — в знойном небе —
Тишь — сиянье — синева…
Славься, в жизни, каждый жребий!
Звонче, гордые слова!

Грусть ли первой долгой тени
Поразит тревогой нас,—
Друг мой светлый, мы без пени
Встретим каждый тайный час…

Вихрь примчится ль, луг ероша…
Мир — ромашка, ты — пчела,—
Пусть твоя земная ноша
Будет сладко тяжела…

Как привольно, протяжно и влажно
Одинокие волны поют…
Как таинственно, плавно и важно,
Чуть белея, их гребни встают…

Божий шум так ласкающе ровен,
Божья ласка так свято нежна!
Этот трепет и чист и бескровен,
Эта вещая ночь так нужна!

Только звездная полночь и дышит,
Только смертная грудь и живет,
Только вечная бездна колышет
Колыбель несмолкающих вод!

И безбольно, с отрадною грустью,
Трепетанием звезд осиян,
Как река, что отхлынула к устью,
Я вливаюсь в святой океан…

С. А. Полякову

Забвенья, забвенья! Всей малости крова!
Всей скудной, всей жалкой отрады людской —
Усталым от дали пути рокового,
Бездомным, измученным звездной тоской!

Мгновенья покоя средь вихря мгновений —
Свершающим заповедь зыбкой волны,
Во мраке без искры, средь зноя без тени
Всей смертною кровью питающим сны!

Убежища бедной душе, осужденной
На горестный подвиг томленья в пыли,
И жребий изгнанья, и трепет бессонный
На вечном распутье в пустынях земли!

Ночлега влачащим свой посох железный
И боль и убожество смертной сумы,
И ждущим забвенья от выси, от бездны,
От горькой повторности света и тьмы!

В тягостном сумраке ночи немой
Мерно качается Маятник мой,
С визгом таинственным, ржаво скрипя,
Каждый замедливший миг торопя…

Будто с тоской по утраченным дням
Кто-то, по древним глухим ступеням,
Поступью грузной идет в глубину,
Ниже, все ниже, — во тьму, в тишину..

Будто с угрюмой мольбой о былом
Сумрачный Кормчий упорным веслом
Глухо, размеренно гонит ладью
Вдаль, в неизвестную пристань мою…

Призрак Галеры плывет да плывет…
Дальше, все дальше, все глуше поет
Скорбный и мерный, отрывистый звон —
Шествие Часа в пустыне времен…

По высям снегами
Увенчанных гор,
Как в радостном храме,
Блуждает мой взор…

По склонам их вечным,
С межи на межу,
С напевом беспечным
Я стадо вожу…

На светлых откосах
Все глубже мой хмель…
От неба мой посох,
От неба — свирель…

Вне смертной тревоги,
Как ясность ручья,
От Бога — о Боге —
И песня моя…

Он тайною вечной
Мой разум зажег
И зов бесконечный
Вложил в мой рожок.

И свят над горами
Звон плача его,
Как колокол в храме
Творца моего…

Пляшет в меркнущем пожаре
Рой вечерних комаров…
Сколько в мире бренной твари,
Богом замкнутых миров!

Как и я, служа мгновенью,
Протянувшись ввысь столбом,
Вьются мошки легкой тенью
В небе бледно-голубом…

Пусть все тем же смертным бредом
Ослепил их беглый миг,
Но их жребий мне неведом,
Как и жребий дней моих…

Только вижу вечер сонный
И печаль стоячих вод,
Где толчется ослепленно
Комариный хоровод…

Только знаю, что до срока
Длиться суетной игре,
Устремленной одиноко
К догорающей заре…

С. А. Полякову

Своенравным Зодчим сложен
Дом, в котором я живу,
Где мой краткий сон тревожен,
Где томлюсь я наяву…

Много в нем палат огромных,
Ниш пустынных и зеркал,
В чьих углах, в чьих безднах темных
Отблеск солнца не сверкал.

Много в нем — средь мрачных келий,
Масок, каменных зверей,
Лестниц, мшистых подземелий,
Ложных окон и дверей…

Скорбен в доме день короткий…
Скорбно месяц, зыбля мглу,
Черный крест моей решетки
Чертит в полночь на полу…

Низки сумрачные своды
Над твердыней серых стен —
В замке, где и дни и годы
Я влачу свой долгий плен…

Как бы ни цвел неизмеримо
В пыланьи мира каждый миг,
В нем, тайным страхом одержимо,
Трепещет сердце, дух поник…

И все встречают вихрь мгновенья
Холодным взглядом сироты,
И что ни доля, то — дробленье
Невозвратимой полноты…

И каждый-каждый, судя строго,
Своим случайным часом жив,
Отторгнув грудь свою от Бога,
Себя от мира отделив!

Как будто в жизни не от века,
Хвалою майскою звеня,
Сверкает в доле человека —
Живое пламя — чудо дня!

И будто, звездными волнами
Баюкая безгранно нас,
В безмолвных высях не над нами
Плывет-цветет полночный час!

В нашем доме нет затишья…
Жутко в сумраке ночном,
Все тужит забота мышья,
Мир не весь окован сном.

Кто-то шарит, роет, гложет,
Бродит, крадется в тиши,
Отгоняет и тревожит
Сладкий, краткий мир души!

Чем-то стукнул ненароком,
Что-то грузно уронил…
В нашем доме одиноком
Бродят выходцы могил.

Всюду вздохи — всюду тени,
Шепот, топот, звон копыт…
Распахнулись окна в сени
И неплотно вход закрыт…

Вражьей силе нет преграды…
Черным зевом дышит мгла,
И колеблет свет лампады
Взмах незримого крыла…

I

Как трудно высказать — нелживо,
Чтоб хоть себя не обмануть —
Чем наше сердце втайне живо,
О чем, тоскуя, плачет грудь…
Речь о мечтах и нуждах часа
В устах людей — всегда — прикраса,
И силен у души — любой —
Страх наготы перед собой,-
Страх истины нелицемерной
Иль, брат боязни, хитрый стыд,
О жалком плачущих навзрыд,
Чтоб точным словом, мерой верной
Того случайно не раскрыть,
Чему сокрытым лучше быть…

II

Но есть и час иной напасти,
Когда мы тщетно ищем слов,
Чтоб с тайны помыслов иль страсти
Хотя б на миг совлечь покров,-
Чтоб грудь, ослепшая от муки,
Явила в знаке, или в звуке,
Иль в скорби молчаливых слез,
Что Бог судил, что мир принес…
И, если пыткой огневою
Весь, весь охвачен человек,
Он только холоден, как снег,
И лишь с поникшей головою
В огне стоит пред тайной тьмой,
Вниманью чуждый и немой.